Белый царь – Иван Грозный. Книга 1
Шрифт:
Как и было приказано, вечером в покои царя явился дьяк с писчими принадлежностями. Иван Грозный продиктовал ему текст посланий Стефану Баторию, гетману Ходкевичу, Тетерину и Андрею Курбскому.
Грамота Баторию была короткой и сухой. Царь констатировал факт захвата русскими войсками лифляндских земель и крепостей. Он желал, чтобы король объединенного государства смирился с этим и подумал о мире с Русью.
Ходкевичу царь тоже писал о том, что мир на определенных условиях возможен.
Тетерину и Курбскому Иван направил оскорбительные
Царь прекрасно ориентировался в складывающейся обстановке. В своих посланиях он намеренно представлялся полководцем, упивавшимся достигнутыми успехами. Стефан Баторий и Ян Ходкевич должны были поверить, что русский царь впал в состояние ослепления от успехов.
– Пусть Баторий думает, что я уверен в своей непобедимости, – сказал он дьяку. – Если государь и полководец отвергает все сомнения в своей непогрешимости, то он почти всегда погибает. Если не телом, то душой. Яркий пример сказанному – крымский хан, испытавший разочарование и позор, явившиеся последствиями излишней самоуверенности.
Дьяк выслушал царя и проговорил:
– Истинно так, государь.
– Грамоты передать Полубенскому и гонцам, которые завтра утром должны будут доставить их адресатам.
Царь отпустил дьяка, почувствовал недомогание и, не раздеваясь, прилег на широкую кровать, устланную ковром. Ему вдруг вспомнилось детство, то время, когда была жива мать. Он гулял с ней по саду, она ласкала сына, расчесывала его непослушные волосы гребешком.
В тот вечер белый царь грустил. Он хотел бы отойти на покой, удалиться в монастырь, но не мог оставить трон в преддверии новых важных событий, связанных с отношениями России и Речи Посполитой. Иван Грозный начал великие дела и должен был завершить их.
Проснувшись, царь вызвал к себе Бельского.
Тот явился тут же, будто всю ночь провел под дверью.
– Утра тебе доброго, государь!
– И тебе, Богдан. Полубенский и гонцы отправлены?
– Да.
– Воеводы на совет собрались?
– Пока не все. От князя Ургина прибыл гонец.
– Да? И что передает Алексей?
– Сообщает, что взял след собаки Кудеяра, но для свободы действий ему нужна особая грамота, иначе часто возникают недоразумения с пограничными дозорами и заставами.
– Прикажи немедля написать! Я поставлю свою печать, и пусть гонец везет ее к князю. Может, он поймает главаря разбойников. Даст Бог, и свижусь я со своим старшим братцем. Мне есть о чем говорить с ним.
– Слушаюсь, государь.
В полдень гонец князя Алексея Дмитриевича Ургина Влас Иворин получил особую грамоту и направился в сторону Тулы. Третьего октября он прибыл в лесной лагерь, расположенный у села Кручина. Встретил его начальник первого отряда Алексей Белый.
Влас соскочил с коня, передал его товарищу, несколько раз присел, потянулся.
– Замаялся я, Алексей. Последний перегон
– Ничего, молод еще маяться. Грамоту привез?
– А как же! Вот она, с царской печатью, все чин по чину.
– Неужто самого царя видел? – приняв свиток, спросил Белый.
Иворин и хотел бы соврать, да не смог.
– Нет. Царя не видал. Говорил с Богданом Бельским. Он теперь у государя в советниках вместо Малюты Скуратова, говорят, племянник его. Грамоту выписали быстро. Утром я прибыл в ливонский замок, к обеду получил свиток. Коня свежего дали, наказали возвращаться да изловить злодея Кудеяра. А где князь?
– Он сейчас в селе Кручина, за лесом.
– Зачем?
– А вот это уже не твоего ума дело. Выполнил поручение, ступай перекуси да отдыхай, пока время на это есть.
– А что? – поинтересовался Иворин. – В ночь можем двинуться?
– Кто знает? – уклончиво ответил Белый.
– Алексей, так Кудеяр точно засел в урочище Большого камня?
Начальник отряда взглянул на ратника.
– Шел бы ты отдыхать, Влас!
– Понял.
Иворин ушел, а Белый отправился проверять посты.
В это время село Кручина гудело как улей. Как же, поутру туда зашел обоз богатого, известного в округе купца Кузьмы Воропаева. Сам он разместился в доме зажиточного крестьянина Михая Болдина. Его люди охотно показывали сельчанам диковинные товары, привезенные из Москвы.
В этой кутерьме Алексей Ургин проехал во двор Болдина незаметно и вошел в дом. В светлице купец и крестьянин заканчивали трапезу.
– Здоровья вам, люди добрые!
– И тебе того же, – ответил Болдин, подозрительно сощурив глаза. – Кто таков будешь? По одежке видно, что происхождения ты знатного, но платье можно любое надеть.
– Я князь Алексей Дмитриевич Ургин, воевода особой государевой дружины.
Купец и крестьянин переглянулись.
– Вот как? – смягчив тон, воскликнул Болдин. – О роде Ургиных и мы слышали. Только, прости, князь, чем докажешь, что ты тот, кем представился?
Ургин достал грамоту, полученную еще в Москве.
Неграмотный Болдин отдал свиток Воропаеву.
Купец ознакомился с грамотой, поднялся, поклонился.
– Я хоть и не хозяин в этом доме, но прошу к столу, князь.
Болдин понял, что перед ним и на самом деле вельможа, приближенный к самому царю, засуетился.
– Да, князь, проходи. Вот и место тебе почетное. Прикажешь подать кушанья, мед?
– Нет, – ответил Ургин, присев за стол. – Как зовут-то тебя?
– Михай, князь. Фамилия наша не знатная, так и произносить ее не след.
– Ты, Михай, пройдись-ка по селу, посмотри, как обоз обустраивается. Да и своих дел у тебя, наверное, полно. Нам с купцом надо поговорить наедине.
– Уж чего-чего, а дел у хозяина хватает. Сейчас дочка приберется, и говорите, сколько будет угодно. Понадоблюсь, работника, который у сарая дрова колет, пошлите. Он меня найдет.