Белый царь – Иван Грозный. Книга 1
Шрифт:
– Да, государь.
– Ты можешь его достать?
– Для этого надо ехать в Гамбург. Учитель мой умер, но остались его записи. В них есть и рецепт того снадобья. Имея его, изготовить лекарство недолго.
Иван задумался, встал, прошелся по палате.
– В Гамбург, говоришь? Тебе туда ехать не надо. Мне сообщили, что в Юрьеве проживает некая вдова Екатерина Шиллинг, весьма сведущая в лечении. Я передам приказ, чтобы воевода направил ее в Гамбург. Оттуда это сделать гораздо легче, а главное – быстрее. Тебе надобно сказать, кого ей найти и где взять рецепт лекарства.
– Хорошо, государь, я напишу, к кому следует обратиться
– Это уже не твоя забота. На столе бумага, перо. Пиши, кого и что искать в Гамбурге.
Рингер подчинился и вскоре передал царю лист.
Иван крикнул:
– Стража!
В палаты тут же ворвался Малюта Скуратов.
– Сам явился? Хорошо. Вот тебе письмо. Его надобно доставить в Юрьев, передать князю Курлятеву с приказом направить тайное посольство в Гамбург, найти названных в письме лекарей, у них взять то, что указано там же, и срочно доставить в Москву. В посольство включить и вдову Екатерину Шиллинг.
Скуратов вздохнул.
– Не выйдет, государь! Я о вдове. Она уже прибыла в Москву и завтра приступит к лечению царицы.
– Вот как? Тогда отправить посольство без нее. Но то, что написал лекарь, должно быть здесь! О том особо предупредить князя Курлятева. Гонца в Юрьев выслать сегодня же!
Скуратов поклонился.
– Не беспокойся, государь, все будет сделано так, как ты велел.
– Ступай!
Малюта удалился.
– Я тоже через немецких купцов постараюсь передать просьбу нужным людям в Гамбург, – сказал Рингер.
– Нет! – заявил царь. – Это дело надо сделать тайно.
– Хорошо, государь.
Иван присел в кресло.
– Ну а как ты, Курт Рингер, в Москве оказался?
– Ты сам посылал за мастеровыми людьми. Давно это, правда, было.
– Так тебя завербовал Ганс Шлитте?
– Да, почти двенадцать лет назад. Нас было четыре лекаря, изъявивших желание служить тебе. Мы вместе с Шлитте направились к Любеку, чтобы далее плыть в Ревель. Но там всех нас задержали местные власти. Ремесленник Ганц бежал, пытался сам пробиться в Московию. Не удалось. Его поймали и казнили. Меня послали в Нейгаузен. Там я и работал врачом до прихода твоих войск. Тридцатого июля русская рать осадила крепость. Рыцари фон Панденорма дрались отчаянно, и все же твои воины оказались сильнее. Рыцари сдались. Тогда весь город узнал о твоей милости. Русский воевода по твоему наказу позволил рыцарям уйти из крепости с честью. Это произвело сильное впечатление на горожан. Потому-то потом русским сдавались без боя многие крепости. Я обратился к воеводе с просьбой отправить меня в Москву. Князь Петр Шуйский принял меня радушно, и это тоже было непривычно. Немецкие вельможи не обращаются так с нами. Для них мы рабы. А на Руси другое дело. Я был отправлен сюда с первым обозом.
– Где ты сейчас живешь?
– Пока на подворье митрополита. Хотел бы построить свой дом, когда денег заработаю.
– Хочешь на Москве остаться?
– Да! В Гамбурге, на родине, я никому не нужен.
– Так будет. А вылечите вместе с Шиллинг жену мою, так одарю по-царски. Дом быстро поднимешь. Только помогите Анастасии. Очень прошу. С подворья митрополита переезжай сюда, во дворец, чтобы всегда под рукой был.
Рингер поклонился.
– Сделаю все, что в моих силах, государь. Во дворце действительно удобнее будет.
– Человек, который заходил за письмом, позаботится о твоем обустройстве. Жалованье тебе
Курт Рингер поклонился и вышел из палаты.
Иван остался один. Рассказ немецкого лекаря произвел на него впечатление, хотя внешне царь виду не показал. Сейчас же он думал о том, кто мог стоять во главе заговора против единственного любимого им человека, супруги Анастасии.
В дверь постучали, и в палату вошел князь Ургин.
– Здравствуй, государь! Не помешаю?
– Что ты, Дмитрий, проходи.
– Вижу, печален ты.
– С Настей опять было плохо.
– Ты бы покой ей дал, не возил с собой. Чтобы хворь отступила, надобно время и покой. Отлежаться бы ей. А Домна отварами и мазями поможет. Она в этом деле знаток. Я слыхал, что из Юрьева знахарка приехала.
– Да. Кроме нее и немец из Ливонии прибыл, лекарь.
– Ну вот, вылечат они Анастасию.
– Я в это верю. Вылечат, конечно, если та хворь поддается исцелению и кто-то не стремится убить мою жену.
– Откуда такие мысли, государь?
– А вот ты послушай, Дмитрий, что за историю поведал мне германский лекарь. Присаживайся на лавку.
Ургин так и сделал.
Иван повторил рассказ Курта Рингера, потом спросил:
– Что на это скажешь, князь Ургин?
– Поступку германского барона нет оправдания. Господь наказал его по справедливости. Но почему тебя так заинтересовал этот рассказ? Или имеешь подозрения, что Анастасию медленно изводят?
– А ты на моем месте думал бы так?
– Не знаю, – задумчиво проговорил Дмитрий. – А кого ты подозреваешь? Княгиню Ефросинью Старицкую? Но она вроде успокоилась, ведет затворническую жизнь, даже с сыном, князем Владимиром Андреевичем, почти не общается. Молится. Милостыню раздает. У меня на ее подворье есть человек, который много знает о делах княгини. Ничего интересного он не сообщает. Во дворце царица всегда под охраной, пища проверяется. Может, ты усугубляешь положение? А случай с немецкой баронессой всего лишь совпадение?
– Сам голову ломаю. Вопросов много, ответов нет, а предчувствие беды остается. Внутренний голос подсказывает, что кто-то помог Насте заболеть.
– Так она теперь ни с кем и не общается, кроме проверенных слуг, тебя да детей, изредка встречается с митрополитом.
Иван кивнул.
– Да, но это сейчас, когда болезнь стала явной. А до того? Прежде она часто беседовала с Сильвестром. Наш вездесущий протопоп ко всем подбирает ключик, желает быть хорошим. Коли кто и вызвал болезнь, то только он, священник Сильвестр, потому как больше некому. Да, это предположение, не имеющее доказательств. Но княгиня Ефросинья ненавидит мою семью. Сама она ничего сделать не может. Владимир слаб, по крайней мере сейчас. Возможно, в будущем он еще покажет зубы, но покуда от него вреда не более, чем от мелкой мыши. Сильвестр же другое дело. Ему только власть и нужна. Он хочет, чтобы без него ничего не решалось. Благовещенский поп умеет быть своим для всех. Как только он понял роль Адашева в государственном управлении, так сразу же сдружился с ним. Алексей же другой человек. У него совсем иное отношение к земным благам. Для отца он выхлопотал боярский чин, сам же стал окольничим. Вместе с титулами они получили земли. Алексей постепенно сделался влиятельным членом Боярской думы.