Белый Крым, 1920
Шрифт:
Ясное жаркое солнце торопливо принялось сушить промокшую землю и людей, занятых на песчаной косе приведением в порядок своей промокшей амуниции.
Внезапно высаженные войска на косе засуетились и начали спешно выстраиваться. К берегу, по гладкому как зеркало морю, подходили две шлюпки. В одной из них стоял рослый конвоец и держал в руках флаг — в этой шлюпке сидел генерал, а в другой находился его штаб. Когда генерал вышел на берег, то войска уже были выстроены и стояли смирно.
«Здорово, братья!» — Пронесся громкий голос генерала Слащова
«Здравия желаем Ваше… дительство».
«Благодарю Вас за работу Родине».
«Рады стараться Ваше… дительство».
Генерал сел на поданного ему коня и, сопровождаемый немногочисленной свитой, поскакал туда, куда влекла его неведомая сила. А за ним, свернувшись походными колоннами, уходили лучшие сыны выплакавшей все слезы «Матушки России».
К вечеру на ясном небосклоне далеко-далеко от моря обрисовывались белые дымки рвущейся неприятельской шрапнели, а вправо от них был едва заметен неприятельский змейковый аэростат. К морю слабо доносилась отдаленная артиллерийская канонада
Это генерал Слащов со своими богатырями под неприятельскими выстрелами пробивается к Мелитополю.
«Да поможет ему Бог».
Северная Таврия стала нашей.
Взяв Мелитополь, 2-й (Крымский) корпус пошел к северу и северо-востоку. Противник контратаками пытался создать тяжелое положение для корпуса но части доблестного 1-го корпуса помогли, и вот — красные снова разбиты.
Июль принес новые испытания.
В то время как доблестные донцы отбивали атаку за атакой превосходных сил противника между морем и Большим Токмаком, значительные силы красной конницы под командой Жлобы от ст. Пологи прорвались в направлении на Мелитополь.
В помощь моему корпусу двинуты были части 1-го корпуса
Ставка колебалась.
Генерал Коновалов телеграфирует мне: «Движение противника на Мелитополь угрожает Вашему тылу».
Я отвечаю: «Ну что же, я буду продолжать свою операцию».
На это — новый запрос генерала Коновалова: «Но ведь, двигаясь на Мелитополь, Жлоба отрежет Вам тыл».
Отвечаю: «Ну что же, противник на Мелитополь, а я — на Пологи (база красных)».
Жлоба загоняется частями донцов 1-го корпуса и генерала Андгуладзе, и сбивается в кучу. Наши части с юга его не находят.
Генерал Коновалов будит ночью генерала Врангеля и докладывает ему, что надо остановить операцию, так как противник ушел.
По счастью, единственный раз генерал Врангель не поверил Коновалову и приказал продолжать движение. Конница Жлобы погибла.
После этого части 2-го корпуса были переброшены на Днепровский фронт, а интриги — продолжались…
Так описывает операцию по овладению Северной Таврией беспристрастный зритель.
Другого мнения о ней или, во всяком случае, о моей в ней роли и роли моего 2-го корпуса был главком.
Когда он приехал в Мелитополь, я попросил у него наград для своего корпуса.
— Но за что же, — спросил главком. —
Главком был прав: потери мои исчислялись — 40 человек убитых и раненых, 1 вольноопределяющийся утонул и 2 лошади пропали.
Я осмелился ответить, что отсутствие потерь — это достоинство полководца, но ответ мой повис в воздухе…
Из частей моего корпуса ни одна наград не получила.
ГЛАВА II
Каховская операция (с 25 июля по 2 августа)
Когда хотят очернить меня как солдата, когда хотят в чем-нибудь обвинить меня, то неизменно тычут пальцем на Каховскую операцию, которая якобы проиграна именно мною.
Я печатаю здесь дневник этой операции. Из него видно, что не я руководил операцией, не я был ее хозяином, а Ставка, которая, сидя в Севастополе, диктовала мне свои приказы, не давая мне в руки власть самому распорядиться и всегда мешая моим планам…
В ночь с 24 на 25 июля началась одновременная переправа красных у Каховки, Корсунского Монастыря и Алешек.
Воздушной разведкой выяснилось, что наибольшее скопление красных и сосредоточение плавучих средств было у Корсунского Монастыря.
Около 14 часов закончилось исправление моста у Каховки. К 17 часам переправилось до 2000 человек красной пехоты с артиллерией и броневиками и началось наступление на фронте Любимовка — Терны. К 18 часам Терны уже заняты красными, а части нашей 13-й дивизии отходят в район Любимовки. К 19 часам 13-я дивизия от Любимовки переходит в наступление на Каховку. Благодаря фланговому артиллерийскому огню с правого берега и автоброневикам успеха не достигла. Наши технические средства — один броневик, у противника — 5.
От Корсунского Монастыря шло наступление на Большие Маячки. Туда брошена бригада 34-й дивизии с заданием: охватывая правый фланг красных, отрезать их от Корсунского Монастыря. 13-й дивизии приказано содействовать этому (приказание № 584-Ш).
У Алешек батальон феодосийцев отбросил передовые части красных. Начальнику сводно-конной бригады приказано передвинуть из Рубановки две с половиной конных сотни с двумя орудиями на Дмитриевку.
Для обеспечения левого фланга и приобретения свободы маневрирования я прошу главкома немедленно ввести наш флот в устье Днепра (№ 59-П).
Для того чтобы 13-я дивизия не была отрезана от корпуса и д ля прикрытия Чаплинского направления ей приказано до рассвета 26 июля совершить фланговый марш и сосредоточить дивизию в районе Могила Высокая — Каменный Колодезь (№ 585-Ш).
Расположение частей к вечеру 25 июля: 13-я дивизия у Любимовки, 2-я бригада 34-й дивизии ведет бой у Корсунского Монастыря и Британы, 1-я бригада той же дивизии находится в районе Казачьи Лагери — Алешки — Голая Пристань. 8-й кавалерийский полк — корпусный резерв — передвинут в Черненьку.