Белый лев

Потом, когда Петька вернулся, ух и потешались над ним друзья!

– Расскажи-ка нам, братец, как же это ты умудрился воспаление лёгких-то в мае схватить? – фыркал Серёжка Крючков. Лучший друг Петьки, между прочим, – они с ним за одной партой сидят.

– Как, как? – надувал щеки Петька. – Вот сам схватишь, тогда и узнаешь, как.

– Да он мороженого, знаешь, сколько перед этим умял? – встряла в разговор Маша Пшичкина. –

Она так страшно таращила глаза, как будто Петька не каких-то пять мелкотравчатых стаканчиков, а целого бегемота съел. Но насчёт мороженого это она в точку попала. Было дело.

В общем, это папа Серёжи виноват. Однажды он с работы шел, как всегда, навеселе. И вот, представьте себе, какая на глазах многочисленных прохожих разворачивается драма.

Папа Серёжи хватает своей загорелой пятерней Петьку за шиворот в тот самый момент, когда они с Серёгой гонятся за ушастым щенком со скоростью света или чуть быстрее, разворачивает к себе и говорит:

– На!

И высыпает Петьке в ладошки целую пригоршню монет.

Петька от всего этого прямо от смеха затрясся.

– Сын-то ваш вот стоит, туточки! А вы мне деньги даёте!

– Он балбес, а ты хороший мальчик, – объяснил папа Серёжи. – Купи себе мороженого, Федя.

И, шатаясь, пошел домой.

Ради такого случая Петька решил на время кардинально изменить свою жизнь – сменить имя и немного побыть Федей.

Мальчиком он был послушным и приказ Сережиного папы выполнил на «отлично»: на все его монетки купил пять стаканчиков мороженого и сразу прямо на месте скушал их один за другим.

– Дай хоть разик-то куснуть! – глотая слюни, упрашивал Сережа.

Но Петька замотал головой:

– Ты балбес, а балбесам не положено. Слышал, что папка твой сказал?

В общем, благодаря Сережиному папе Петька попал в больницу, а Сережа не попал. И теперь, слушая рассказ Петьки, очень об этом жалел. Нет, он, конечно, до смерти боялся всяких там уколов. Но вытерпел бы их целую тыщу, чтобы только одним глазком поглядеть на Белого Льва, с которым подружился Петька, когда лежал в той самой больнице. Но давайте не будем забегать вперёд, и начнем с самого начала, хорошо?

Петька крепко сжимал в своих ледяных ладошках теплую мамину руку. Иногда ее лицо попадало в полосу света от фонаря, мимо которого проносилась «скорая», и Петька на мгновение видел ее красивое усталое лицо.

У дежурного врача лицо тоже было усталым. Когда Петьку привезли из рентгеновского кабинета, он посмотрел на снимок, ещё больше нахмурился и сказал:

– Мальчик уже большой, положим одного. Можете ехать домой.

– Разрешите, я посижу с ним, видите, ему же очень плохо, – взмолилась мама.

– Нет, –

У Петьки от подступивших к горлу слез перехватило дыхание. Он попытался схватить ускользающую мамину руку, но его стал душить кашель. Ослабевшего Петьку повалили на каталку, сделали больной укол и повезли по длинному темному коридору – в палату. Там медсестра уложила его на кровать, сделала ещё один укол и вышла.

В палате было темно и тихо. В большое окно смотрели яркие звезды. Глядя на них, Петька вспомнил дом и внезапно зарыдал от горя и одиночества.

– А ну не шуми, – вдруг зашипел из темноты женский голос. – Малыша разбудишь – в коридор выгоню.

От испуга Петька вскрикнул. Только сейчас он разглядел в дальнем углу полную тетю в косынке с младенцем на руках.

Петька вжался в угол своей кровати, стараясь не двигаться и не дышать. Но предательский кашель набросился на него с новой силой. Петька заткнул себе подушкой рот, но это не помогло. Громкий кашель прорвал заграждение и вырвался наружу. Малыш на руках у женщины проснулся и захныкал.

– Ах ты, гаденыш! – тетя вскочила с кровати, схватила Петьку за шиворот и выставила в темный коридор.

В коридоре было страшно, но и в палату вернуться мальчик не мог. Он стоял босиком, прижавшись спиной к облезлой стене, и тихо плакал, свистя на все лады простуженным легкими.

И вдруг в тишине раздался чей-то тихий смех. От выступа в стене отделилась крохотная фигура и сверкнула на Петьку парой насмешливых глаз.

– Ты прямо человек-оркестр! – сказал незнакомец.

– Ты кто? – спросил ошарашенный Петька. – И чего шляешься по ночам?

– Больной был укол? – вместо ответа сказал незнакомец. – Знаю, хлористый натрий. Мне таких уже тыщу сделали, но я не плачу.

– Это не из-за уколов, – всхлипнул Петька. – Я по маме очень скучаю.

Маленький незнакомец хлопнул его по плечу:

– Пойдем, я тебе кое-что покажу. Только иди тихо.

Он взял Петьку за руку и потащил за собой в другой конец коридора. Мальчики прокрались мимо спящей на сестринском посту медсестры, свернули в узкий темный проход и остановились перед дверью, над которой болталась тусклая лампочка. На двери висел громадный навесной замок.

– Видал? – спросил таинственный незнакомец.

– Ух ты, какой большой! – присвистнул Петька. – А куда эта дверь ведёт?

– На свободу! – с торжественным видом изрёк мальчуган. – И сейчас мы там окажемся.

Петька улыбнулся. Он уже почти забыл о разлуке с мамой и даже о страшной тете в палате. Его новый знакомый, судя по всему, был славным парнем, кем-то вроде Тома Сойера, о котором он недавно читал в книжке.

– Она ж закрыта! Дверь-то! – громко сказал Петька, забыв, где находится.