Белый мыс
Шрифт:
Оке усиленно щурился, стараясь обнаружить квадратик из черной материи, однако тетя Мария опередила его.
– Ну-ка, садись на весла, а я вытяну сеть, – сказала она, меняясь с ним местами.
Одна камбала за другой появлялись из зеленоватой морской толщи, напоминая большие белые хлопья. Некоторым удавалось вырваться на свободу у самой поверхности, и они исчезали, взмахивая плавниками, словно крыльями, но большинство очутилось в лодке.
Улов оказался богатым. Пока тетя Мария и бабушка выбирали камбалу и развешивали сеть для просушки, Оке пришлось заняться чисткой рыбы.
Остро отточенной финкой он без
Со стороны скотного двора доносились хриплые, но по-своему мелодичные крики. Серая крыша пестрела ослепительно белыми птичьими грудками: поморники издалека почуяли запах рыбы и не замедлили явиться. Слегка наклонив желтые хищные клювы, они бесстрастно выжидали, когда Оке вынесет отбросы на помойку. Тогда они легкими тенями скользнут на пепельных крыльях вниз, доведут до остервенения всех ворон, до смерти перепугают кур и нахально отгонят потрясенного петуха, словно он какой-нибудь жалкий цыпленок. Потом исчезнут так же тихо и таинственно, как появились.
Не одни чайки учуяли хороший улов. Вот из-за сарая показался, прихрамывая, Мёрк. Оке гордо взмахнул в воздухе огромной камбалой, и старик приветственно поднял свою палку. Широкий, лопатообразный ноготь на большом пальце его правой руки был словно нарочно создан для того, чтобы вычищать из рыбы запекшуюся кровь.
Засыпающие рыбы устало хлопали жабрами. Самая жирная камбала взмахнула вдруг хвостом и принялась хлестать по своим товарищам в беде, заражая их последним приступом бессильной ярости. Мёрк схватил ее твердой рукой и стал разглядывать так, будто впервые держал в руках подобное существо.
– Эта тварь не захотела остаться такой, какой ей было предопределено господом богом, – произнес он с укором. – Ей захотелось жить на дне! И стать плоской, как блин. Посмотри на нее: глаза косые, рот кривой – урод уродом!
С приходом Мёрка работа пошла куда быстрее и веселее. Строгий взгляд на жизнь не мешал ему нет-нет, да и придумать что-нибудь забавное.
– В какой стороне лежит Мадагаскар? – спросил он вдруг. – Ты должен это знать, раз в школу ходишь.
Оке ответил ему как мог, но Мёрк остался недоволен:
– Так это что – страна такая в Азии?
– Нет, Мадагаскар находится около Восточной Африки. Это остров большой, как Швеция.
– Как вся Швеция? Ах ты, шут его дери!
Это было самое сильное выражение, какое позволял себе Мёрк.
– В миссионерской газете часто пишут об этом самом Мадагаскаре. Если туда отправиться, то как плыть надо?
Оке попытался описать ему большие морские пути. Его рассказ произвел сильное впечатление на Мёрка.
– Да, интересно вот так узнать, куда уходят наши взносы в миссионерское общество… Тебе бы капитаном быть или священником…
Мёрк явно сам не имел ничего против того, чтобы оказаться на кафедре проповедника, хотя злые языки утверждали, что он в молодости больше увлекался водкой и чужими женами, чем десятью заповедями.
Накануне полугодичного отчетного собрания миссионерского общества в Висбю неопрятный, оборванный старик словно преобразился. Он достал из какого-то тайника хорошо сохранившийся темный костюм, сменил можжевеловую дубинку на бамбуковую трость с серебряным набалдашником и насыпал любимую смесь двух различных сортов нюхательного
Седые волосы Мёрка были тщательно расчесаны на пробор, щеки гладко выбриты. И когда Оке помогал ему зашнуровать черные ботинки, которые старик не мог надеть без посторонней помощи, тот сидел прямо, словно вспомнил военную выправку.
Однако мысли Мёрка были далеко от Фаринге, где он проходил когда-то службу в качестве ревностного капрала.
В который раз поправляя шейный платок из желтого шелка, он беспокойно осведомлялся, не слышно ли машины.
– Нет, до прихода бредвикского автобуса еще долго, – успокаивал его Оке.
Мёрк погрузился на минуту в глубокое размышление. Губы его беззвучно шевелились – он репетировал то, что собирался сказать редактору готландской миссионерской газеты:
– В вашем последнем номере помещено не совсем удачное рассуждение. Ни один человек не может освободиться от наследственного греха, пока жив. Говорить о возможности полного спасения еще на земле – значит проповедовать баптистскую ересь.
Мёрк признавал, собственно, лишь двоих толкователей священного писания. Один из них был преподобный Мартин Лютер, [17] второй – он сам. Оке иногда завидовал способности Мёрка день за днем находить что-то достойное внимания на все тех же пожелтевших листах, которые он читал уже сотни раз. Оке даже проглотил головоломное теософское [18] сочинение под названием «Глаголание апокалипсического зверя и мировая война», навязанное бабушке каким-то бродячим торговцем, после чего предпринял отчаянную попытку одолеть всю библию.
17
Лютер, Мартин (1483–1546) – видный религиозно-политический деятель в Германии.
18
Теософия – реакционное религиозно-мистическое учение.
Это было все равно, что жевать щепки, чтобы заглушить приступ голода.
Потом Оке припомнил, как кто-то говорил, что у Мёрков было в свое время множество книг.
– Как же, Динес заставил книгами всю стену в чердачной каморке, – подтвердила бабушка. – Его голова вмещала все на свете, да он и сам красивые стихи сочинял.
Поэтов в Нуринге было много, если считать поэтом каждого, кто умел легко сочинить ехидный куплет про нелюбимого соседа или описать сухопутные и морские подвиги в многословных виршах на нурингском диалекте. Но Динес Мерк писал свои стихи на литературном шведском языке – может быть, именно поэтому никто их не знал?
– Все в огонь пошло – и книги и одежда его. Жаль было жечь такой добрый костюм, но иначе нельзя было, – рассказывал Мёрк.
– И книги – все до одной? – переспросил подавленный Оке.
– Все сжег, да их и не жалко – все больше мирские истории были да всякие выдумки.
Разочарование Оке было так ясно написано на его лице, что Мёрк счел своим долгом утешить его:
– Ну-ну, не падай духом, парень! Разрешаю тебе порыться на чердаке. Может быть, там еще завалялась какая-нибудь книжка. Зараза, наверно, успела выветриться за все эти годы.