Белый мыс
Шрифт:
Быстрыми движениями он собрал ружье и зарядил магазин. Потом снова открыл его, высыпав на пол золотистые патроны.
– Немало уток пострелял я из него на озере Мичиган! Шесть выстрелов можно сделать без перезарядки.
Бабушка отлично понимала, как это важно для охотника, и внимательно рассматривала замечательное оружие.
– А гангстеров тебе никогда не приходилось встречать? – спросила она. – Я читала в газетах, что там столько убийств и других ужасов происходит…
Дядя Хильдинг весело рассмеялся:
– Простой человек, который
Бабушка ужаснулась. Это имя она часто встречала в газетах, когда искала новости из города-чудовища, лежащего в центре далекой страны, в которой, наверно, жило больше нурингцев, чем на самом Готланде, если считать потомков самых первых эмигрантов.
– Как же ты мог его встретить?
– А мы строили большой дом в пригороде для одного из его людей. И вот однажды – я как раз заканчивал цементный пол в подвале – вдруг подъезжают несколько человек на «Паккарде» и начинают осматривать стройку. Я не стал к ним особенно приглядываться, но только потом десятник и говорит, что один из них был гангстерский главарь.
– Он хотел поселиться там?
– Нет, после в этом здании открыли публичный дом. Впрочем, несколько лет спустя другая шайка сожгла дом дотла.
Бабушка красноречиво моргнула в сторону Оке, и дядя Хильдинг круто переменил тему разговора.
– Только когда соберешься домой, узнаёшь, сколько готландцев там живет! Все шведские землячества проведали, что я уезжаю, и если бы мне брать с собой все посылки и письма, то пришлось бы отдельный пароход нанимать!
Дядя Хильдинг показал обвязанную красной шелковой лентой картонную коробку. Надпись на коробке, выведенная дрожащей рукой по-английски гласила: «Мистеру Вильгельму Мёрку. Нуринге, Швеция».
– Неужели у Мёрка есть родня в Америке? Он ни разу не говорил об этом! – воскликнула бабушка удивленно.
– Да он и сам об этом, вероятно, не знает. Она ему приходится двоюродной сестрой – маленькая такая, седая, сморщенная старушка. Я ее совершенно случайно встретил в Чикаго. Обрадовалась до слез. Юханна ее зовут, дочь Расмуса Мёрка.
Бабушка принялась усиленно вспоминать.
– Нет, что-то не припомню.
– Это и неудивительно. Она старше вас, мама, а уехала туда, когда ей было всего восемнадцать. Шведский забыла совсем, только – вот забавно! – помнит еще несколько слов староготландского диалекта. Знает, как в Нуринге называют тюленя и севшее на мель судно.
В тот вечер бабушка не скупилась на керосин для лампы, и Оке долго слышал сквозь сон голоса.
– В зале у меня будет дубовая мебель, большой письменный стол и толстый ковер – как ступишь ногой, словно на мох встал!
Дядя Хильдинг представлял себе, как будет выглядеть каждая комната; можно было подумать, что особняк уже стоит готовый на опушке, где он облюбовал себе участок.
– А не трудно будет зимой отапливать такую домину? – беспокоилась бабушка.
– Что вы!
Бабушка соглашалась, что большие удобства трудно себе представить, но были у нее и возражения.
– Так никогда и живого огня не увидишь, – заметила она. глянув печально на старую, закопченную печку.
Дядя Хильдинг перевел разговор на то, какая у нее будет кухня:
– Ни помои, ни воду таскать не надо. Будет и водопровод и канализация, да еще ванная с кафельными стенами.
– И на все это у тебя хватит денег? – спросила бабушка недоверчиво.
Дядя Хильдинг самоуверенно ухмыльнулся:
– Я кое-чего поднакопил за последние годы, а все цементные работы могу сам сделать. Впрочем, может случиться, что у меня появится настоящее состояние, – произнес он доверительно.
– Это как же?
– Есть у меня там хороший друг. Он из Смоланда. Мы выехали из Гётеборга одновременно. Ну вот, мы с ним вложили каждый по две тысячи долларов в земельный участок на окраине Чикаго. Город расширяется как раз в ту сторону, и через несколько лет цена на наш участок может вырасти раз в десять.
На пустынном берегу за Биркегарда сгрудилось, словно стайка продрогших воробьев, несколько сарайчиков. Около них вливался в море ручеек желтоватой болотной воды. Корюшки и мальки испуганно забились о ноги Бенгта и Оке, когда мальчики пошли вброд через устье ручья.
Между крутыми утесами тянулись груды булыжника – тяжелые, каменные волны, мрачно-серые рядом с зеленью кустов, но ослепительно белые или чуть отливающие голубизной внизу у воды.
Оке снова надел тапочки. Ноги болели, в правой пятке засела колючка от репейника. Хорошо будет окунуть их в прохладную морскую воду! Над берегом дрожало густое марево, было очень утомительно ходить по горячему камню.
– Здесь не меньше тридцати саженей до дна, – сообщил Бенгт и швырнул в море плоский камень.
Камень стал тонуть, петляя, словно сорвавшийся с дерева осенний лист, и исчез в темной бездне.
Оке удивился, увидев на берегу нагромождение ржавого железного лома.
– Это от «Юлиуса» – он затонул здесь недалеко и потянул за собой на дно три баржи с известкой, которые вел на буксире, – объяснил Бенгт. Он знал все о судах и крушениях и мог сколько угодно бродить по берегу – не то что Оке.
Около Нурингехюк торчали из воды причудливые каменные столбы. Некоторые напоминали остатки затопленных домов, другие можно было принять за громадного водяного или же за разъяренного тюленя, который приподнялся с рычанием на ластах, да так и окаменел. Прихотливо извивающуюся колонну увенчивала здоровенная глыба, разрисованная полосами птичьего помета. Здесь любили отдыхать чайки. Казалось, им ничего не стоит раскачать глыбу ударами своих мощных клювов и сбросить ее вниз, однако она тысячелетиями лежала нерушимо на каменном столбе.