Белый ниндзя
Шрифт:
Эйлбемарл поднялся на ноги, взглянул на Шизей:
— Это очень важный момент, потому что если нажал на курок Хау, то это самоубийство, а если кто-нибудь другой, то убийство. Большая разница, особенно для меня.
— Но не для Хау, — сказала Шизей. Джонсон не сдержал усмешки.
— А вам, однако, и здесь не изменяет чувство юмора, — заметил Эйлбемарл.
— Это не юмор, — ответила Шизей. — Просто констатация факта.
Пять минут спустя они услыхали вой сирены и шаги многих людей внизу. Детективы, полицейские, патологоанатом из центра судебно-медицинской экспертизы — все они ввалились в комнату. Работали быстро, профессионально: делали
— Это, конечно, предварительное заключение, Фил, но если это не самоубийство, назови меня дядюшкой макаки.
Шизей наблюдала за всем происходящим с явным удовлетворением. Она знала, что и окончательное заключение не будет ничем существенным отличаться от предварительного, потому что ровно ничего не будет обнаружено такого, что указывало бы на убийство.
Но дело заключалось в том, что несколько часов назад она была в доме Хау. Достала ружье из ящика стола, вложила его в руку Хау, сунула ствол ему в рот и плавно нажимала его пальцем до тех пор, пока громкий выстрел не расколол тишину ночи. Об этом никто никогда не узнает. Это дело останется сугубо на ее совести.
Она стояла в сторонке, чтобы не мешать полицейским, терпеливо ожидая, когда детектив Эйлбемарл доставит ее обратно в участок. Она бы хотела присутствовать при освобождении Брэндинга. Ее работа здесь была почти завершена, но вопрос с Брэндингом все еще не был решен. Как, мысленно обращалась она к нему, веришь ли ты мне по-прежнему? Любишь ли меня?
Ей не терпелось поскорее узнать ответы на эти вопросы.
Сендзин наблюдал, как Николас и Жюстина занимаются любовью, с завистью, которую порой чувствуешь к ровеснику, чья коммуникабельность делает его душой компании. И именно эта зависть быстро перешла в желание убить Николаса прямо сейчас, позабыв свое первоначальное намерение организовать полномасштабное возмездие, которое могло бы полностью удовлетворить его растущий аппетит к разрушению.
Жажду немедленного убийства остановили не логические рассуждения, а некий новый элемент, который он почувствовал в Николасе. Выставив щупальца своего сознания, как он это делал в кабинете д-ра Ханами, Сендзин почувствовал не замкнувшееся в себе, неуверенное существо, как тогда. К его величайшему удивлению, его щупальца наткнулись на черную, безликую стену, за которой ничего не разобрать. Психика Николаса оказалась непроницаемой для дара Сендзина. Что бы это все значило? Сендзин был уверен, что единственный путь к спасению, который еще оставался у Николаса, он уничтожил, совершив ритуальное убийство Киоки — тандзяна, жившего в замке на Асамских горах. Куда потом пошел Николас? Он ведь не вернулся в Токио, поджав хвост, как можно было ожидать, а направился вглубь гор. Зачем? Но в конце концов эти вопросы имели лишь теоретическое значение. Он сосредоточил внимание на практическом аспекте: Николас, очевидно, тоже тандзян. Эта безликая стена, окружившая его психику от вторжения, — это же фирменный знак тандзяна.
Как же так случилось, что он об этом не знал раньше? Но, с другой стороны, и это не важно. Сендзин достаточно подготовлен для того, чтобы пробить и эту стену. Надо только заново оценить ситуацию и выработать новую тактику. Кшира, светозвуковой континуум, учит: янь, мужское начало, порождает энергию, которая
Он поставил себе целью остановить вечный поток двух форм жизни, когда инь вливается в янь. Поэтому он стал дорокудзаем, бичом тандзянства.
Со своего наблюдательного пункта Сендзин, как сова, примостившаяся на сучке, смотрел на спящих Николаса и Жюстину. Он устроился поудобнее, позволив себе слегка расслабиться, подумал о себе словами Жюстины как об облаке, парящем над землей, где негде дышать от скученности, — об облаке, отрешенном от радостей, забот и желаний тех, за кем он наблюдал. Кшира позволила ему видеть все это, его собственная философия — сделать это.
Он глубоко втянул в себя воздух. В воздухе не было запаха смерти. Во всяком случае пока. Есть состояния похуже смерти, и Сендзин позаботится о том, чтобы Николас насладился ими, прежде чем он, Сендзин, позволит ему вкусить смерть.
А пока в воздухе пахнет другой целью, от которой ноздри Сендзина затрепетали. Он пришел за изумрудами тандзянов. Он надеялся, что Жюстина будет в состоянии сказать ему, где они. Но появился Николас. Теперь можно будет одновременно нанести мощный удар и узнать наверняка, не спрятаны ли изумруды внутри дома. Этот удар будет первым в серии, которыми будет изобиловать путь Николаса к гибели.
Тихий, как смерть, Сендзин спустился со своего наблюдательного пункта и, скользя среди теней, занялся своим делом. Когда он закончил его, появился свет там, где прежде его не было, а за светом — жар, с шипением всасывающий кислород из дома.
Через мгновение после того, как Сендзин ушел, Николас, вздрогнув, проснулся. Его легкие наполнились дымом, и он закашлялся. Пламя лизало пол, пожирало темноту ночи.
Киллан и Негодяй стояли на углу улицы в обшарпанном районе на окраине Токио. На другой стороне освещенной, но безлюдной улицы они могли видеть мигающие неоновые иероглифы, возвещающие, что в данном здании размещается отель под названием «Кан».
— Кузунда сказал, что я должна прийти сюда, — сообщила Киллан в четвертый или пятый раз. Она стояла на одной ноге, то на другой — верный знак, что нервничает. — Наверное, тебе не стоило идти со мной.
— Я не могу взвалить все это на тебя одну, — возразил Негодяй, тоже, наверное, в четвертый или пятый раз. — Ты уверена, что он даст нам то, что нам нужно?
— Конечно, даст, — уверила его Киллан с непоколебимой убежденностью революционерки. Она провожала глазами каждую редкую машину, в каком бы направлении она ни двигалась. — У него ведь нет выбора.
Негодяй на это ничего не возразил, только потрогал рукой оттопыривающийся карман нейлоновой ветровки.
Когда Киллан прокрутила запись, которую они с Негодяем составили из тщательно отобранных мест пленки, найденной Негодяем в соседней квартире, Кузунда Икуза улыбнулся.
— Где ты это раздобыла? — спросил он.
— Это неважно, — ответила Киллан авторитетным тоном. — Главное, она у меня. Интересно?
— Естественно, — ответил Икуза, поглядывая на нее из-под жировых складок неподвижным взглядом рептилии.