Белый шаман
Шрифт:
— Ходил вокруг яранги, смотрел на дыры от пуль. Вот и здесь я вижу дыры. Как низко прошли пули. Значит, стрелявший не только пугал… Он хотел вас убить…
Кайти ничего не ответила. Теперь, когда страх прошел, она поняла, что ей меньше всего хотелось бы видеть Ятчоля.
— Я буду пить чай, — бесцеремонно сказал Ятчоль.
— Наливай. Чайник еще не остыл.
Ятчоль пил чай и рассматривал Кайти тоскливым взглядом.
— Мне иногда кажется, что ты стала моей второй женой, — грустно улыбаясь, сказал он.
Кайти медленно
— Ты лучше бы сказал об этом своей жене.
— Я сказал.
— Ну, и что было потом?
— Она схватила кроильную доску и расколола о мою голову.
— Жаль, конечно, кроильную лоску, но Мэмэль сделала правильно.
— Я знаю, ты любишь Пойгина, не меня. И этим тоже Пойгин меня уязвил… Все мог бы ему простить, только не это. Оттого даже во сне вижу, что ты оказалась вдовой… И не только вдовой… но и моей второй женой…
Жаркие глаза Кайти стали еще жарче от негодования:
— Если бы у меня не было на руках ребенка… я выплеснула бы чайник тебе в лицо.
— Побереги кипяток. Я еще не все сказал. Я тебе еще не сказал, что Пойгин уже мечется на аркане мести тех, против кого не шел никто и никогда. Главные люди тундры ничего ему не простят. И рано или поздно ты станешь вдовой…
Кайти чувствовала, как уходит кровь от ее лица. Ятчоль между тем продолжал с прежней тоской в глазах:
— Не думай, что я плохой, если говорю тебе такие слова. Я просто мудрый. Я могу сказать так и Пойгину. Я могу даже дать ему совет, чтобы он пошел на мир с главными людьми тундры, стал их послушным человеком. Только это спасет его от смерти. Но я знаю: он отвергнет мой мудрый совет, так что тебе все равно суждено стать вдовой…
Кайти осторожно положила спящего ребенка и только после этого, с ненавистью глянув в глаза Ятчоля, вдруг спросила:
— А не ты ли… стрелял ночью по нашей яранге?
У Ятчоля даже чай не пошел в горло. Он долго прокашливался, наконец сказал:
— Женщины есть женщины, все глупы, как нерпы.
— Уходи! Я не могу больше сидеть с тобой рядом!
— Ничего, посидишь. Придет время, и еще, может, лежать будешь со мной рядом. Я терпеливый. Я подожду. Ты еще будешь сушить мои торбаса и шить мне штаны, как мужу…
Ятчоль надел кухлянку, хотел было уже нырнуть под чоургын полога — и едва не столкнулся лоб в лоб со своей женой. Смущенно прокашлявшись, он опять подсел к светильнику, кинул подозрительный взгляд на жену: если слышала, о чем он говорил Кайти, — не миновать скандала. Но Мэмэль словно и не замечала мужа. Склонившись над Кэргыной, она долго смотрела на ребенка, а потом сказала Кайти с нежностью:
— Если бы ты хоть раз дала мне подержать ее на руках…
Ятчоль облегченно вздохнул, полагая, что все самое худшее миновало, и, широко зевнув, промолвил:
— Своего ребенка надо. Мэмэль зло усмехнулась:
— Ты здесь говорил Кайти, что она будет шить тебе штаны, как мужу. Но что скажут о тебе люди, если и вторая жена не сможет родить?
Ятчоль понял, что Мэмэль все слышала и скандала не миновать.
— Ты же знаешь, какой я шутник. Какой мужчина без шутки?
— Да, ты любишь пошутить, — особенно когда другим не до шуток. А настоящие мужчины все до одного там, где Пойгин. Все уехали за перевал…
Кайти невольно схватила Мэмэль за руки, близко заглядывая ей в глаза с надеждой и благодарностью:
— Это правда?! Какую добрую весть ты принесла! Я так боюсь за Пойгина…
— Я тоже боюсь… Мужчины говорят, что стрелял Рырка. Учитель Журавлев запряг культбазовскую упряжку и тоже помчался в тундру.
Кайти невольно дотронулась до одной из дыр в пологе и тихо сказала:
— Только бы они не опоздали.. Пойгин вместе с русским уехал, когда в стойбище все еще спали.
Ятчоль сосредоточенно выскребал нагар из трубки.
— После выстрелов в стойбище уже никто не спал, — сказал он, не глядя на женщин. — Я тоже не спал. Почему Пойгин не позвал меня с собой? Я бы выломал клыки этому Рырке!
Мэмэль зло рассмеялась.
— Кто же тебе мешает?
— Вот запрягу собак и поеду. И пусть убьет меня Рырка. Я знаю, ты была бы только рада.
…Ятчоль и вправду выехал в тундру. На коленях его лежал наготове расчехленный винчестер. Не доехав до перевала прибрежного хребта, увидел сразу несколько встречных нарт. На первой Пойгин вез раненого русского. На нарте Журавлева лежал мертвый Рырка. Следом ехало до десятка собачьих упряжек.
Ятчоля встретили насмешками. Только Пойгин даже не глянул на него, яростно погоняя собак: он спешил поскорее доставить раненого русского в больницу. Ятчоль глянул в мертвое лицо Рырки и невольно затаил дыхание. Ему казалось, что вместе с морозным воздухом в него вползает холодный иней страха и все покрывает внутри.
— Кто его убил? — осевшим голосом спросил Ятчоль.
— Тот, кого хотел убить Рырка, — сурово ответил старик Акко.
— Пойгин?
— Нет, это, верно, ты, — насмешливо выкрикнул Тымнэро.
А лицо Рырки — с оскаленными зубами, исчерченное синеватыми линиями татуировки — слепо смотрело в небо, и Ятчоль почему-то представлял себя на его месте.
Кайти услышала шаги Пойгина, когда тот был еще далеко от яранги.
— Подержи Кэргыну! — попросила она Мэмэль и выбежала на улицу в одном платьице.
Пойгин махал руками, требуя, чтобы Кайти ушла в ярангу. Потом побежал ей навстречу, выкрикивая:
— Уйди в полог! Уйди, заболеешь!
Схватив Кайти, Пойгин поднял ее и нырнул внутрь яранги. В пологе плакала Кэргына. Слышался голос Мэмэль:
— Не плачь, не плачь, олененок, не плачь, нерпенок, успокойся, зайчонок.
Кайти, дрожа от холода, спряталась в полог, приоткрыла чоургын, с нетерпением дожидаясь, когда войдет муж.
— Живой, живой, — приговаривала она, не в силах унять дрожь.