Белый Тигр
Шрифт:
Мистер Ашок говорит мне:
— Через полчаса вернемся.
Я смущен. В Дханбаде им и в голову не приходило ставить меня в известность, в котором часу их ждать. Разумеется, ни о какой точности речи нет, братья могут заявиться и через два часа, и через три. Но каково — до меня снизошли, назначили время. Видимо, в Дели так полагается.
Группа фермеров подходит к входу, их не пускают, завязывается перепалка, но фермеры скоро сдаются и убираются восвояси. Подъезжает автобус с телевидения, сигналит, его пропускают без звука.
Зеваю. Щелкаю страшилу по красному языку, фигурка раскачивается туда-сюда. Мотаю головой.
Гляжу на огромный плакат с Соней Ганди. Она приветствует
Опять зеваю и разваливаюсь на своем сиденье. Магнитные липучки с богиней Кали маячат перед глазами. Вид у темнокожей богини грозный, с кривой-то саблей и связкой черепов. Надо бы повеселее картинку пришлепать. А то очень уж на бабушку похожа.
Часа через два братья выходят. Мукеш-сэр наклоняется ко мне:
— Сейчас в Президентский дворец, Балрам. На вершину холма. Знаешь, где это?
— Да, сэр. Я видел.
В Дели я уже много чего видел — Парламент, Джантар-Мантар [29] , Кутуб [30] , — но в самом важном месте еще не бывал. Еду к холму Раисина, дорога идет вверх, нас то и дело останавливают охранники, осматривают салон, заглядывают в багажник. И вот я торможу перед огромным, увенчанным куполом зданием, одним из тех, что окружают Президентский дворец.
29
Обсерватория Джантар-Мантар — одна из пяти астрономических обсерваторий, построенных аджей Джаи Сингхом I в 1725 г. В ее облике доминируют огромные солнечные часы, известные как «король циферблатов». В обсерватории можно наблюдать движение Солнца, Луны и планет.
Здесь выставлены старинные инструменты, с помощью которых раньше отслеживали путь небесных тел и предсказывали затмения.
30
Кутуб Минар — гигантский минарет высотой 72 метра, который был построен в XII веке и находится на территории Южного Дели. Минарет и прилегающий комплекс мечетей и мавзолеев — древнейшие образцы индо-исламской архитектуры.
— Жди в машине, Балрам. Вернемся через тридцать минут.
Первые полчаса боюсь нос высунуть из машины, затем потихоньку приоткрываю дверь, выбираюсь наружу, осматриваюсь. Совсем рядом высятся башни и купола. Совсем рядом — рукой подать — государственные деятели (премьер, президент, министры, высшие чиновники) обсуждают важнейшие вопросы, выносят решения, скрепляют документы печатью. Кто-то предлагает «пятьсот миллионов рупий на строительство плотины», а кто-то другой кипятится: «Отлично, подвергнем Пакистан бомбардировке!»
Мне хочется сорваться с места и завопить: «Балрам тоже здесь! Балрам тоже здесь!»
Но я возвращаюсь в машину в надежде, что не успел ничего нарушить и меня не за что арестовывать.
Уже темнеет, когда братья выходят из правительственного здания. С ними толстый мужчина. Они о чем-то договариваются, братья жмут толстяку руку и прощаются.
Мистер Ашок садится в машину мрачнее тучи.
— Домой, — велит мне Мангуст. — И не вздумай опять заблудиться, ясно?
— Да, сэр.
Едем в молчании, что совсем меня сбивает с толку. Да если бы мне довелось попасть в Президентский дворец, я бы прыгал от радости! Опустил бы стекла и кричал о своем счастье каждому встречному!
Первым подает голос мистер Ашок:
— Погляди-ка.
— А? Куда?
— На этот памятник.
Гляжу украдкой в окно. Мы едем мимо знаменитой бронзовой скульптурной группы (будете в Дели, вам ее обязательно покажут, господин Цзябао) — Махатма Ганди, опираясь на посох, ведет за собой народ Индии из мрака к свету.
Мангуст скашивает глаза.
— А что в нем такого? Я этот памятник уже видел — штука известная.
— Сунули взятку министру — под самым носом у Ганди. Смешно. Ну полное блядство.
— Это слова твоей жены, — говорит Мангуст. — Не люблю, когда ругаются, это противоречит нашим традициям.
Но мистер Ашок весь такой красный... Вне себя, это точно.
— Полное блядство — это наша политическая система. Не устану повторять.
В Индии все непросто, Ашок. Здесь тебе не Америка. Не надо так резко.
На дороге в Гургаон жуткая пробка. Дернется, поманит надеждой, проедет фут-другой, снова встанет на пять минут. Каждый давит на гудок. Голоса разных транспортных средств мешаются в одно плаксивое мычание — словно теленка отнимают у коровы. Воздух сизый от выхлопных газов, они не поднимаются вверх, не расходятся, а стелются над мостовой, плотным облаком окутывают машины. Некоторые водители чиркают спичками, закуривают, точно им мало дыма вокруг.
Перед нами телега, запряженная буйволом, на ней перевязанный веревкой штабель жестянок из-под машинного масла высотой футов пятнадцать. Бедный буйвол! Тащить такой груз — и дышать такой дрянью!
Моторикша рядом с нами заходится кашлем, нагибается и сплевывает в сторону, три раза кряду. Слюна пятнает нашу «Хонду». Показываю ему кулак. Рикша втягивает голову в плечи и рассыпается в извинениях.
— Прямо торжественная демонстрация искусства плеваться! — Мистер Ашок укоризненно смотрит на провинившегося.
«Подышал бы этой отравой, сам бы плевался не хуже», — мелькает у меня.
Автомобили опять дергаются, проезжают три фута и зажигают стоп-сигналы.
— В Пекине транспортных колец не меньше дюжины. У нас — одно. Конечно, будут пробки. Все делается абы как, через пень-колоду, безо всякого плана. Нам ли тягаться с китайцами?
(Так у вас двенадцать кольцевых автострад, господин Цзябао? Ух ты!)
В свете уличных фонарей тускло мерцает асфальт, в оранжевой полутьме по обе стороны от потока машин копошатся темные фигурки, кто-то ждет автобуса, а кое-кому ехать некуда, они разворачивают свои тюфяки и готовятся отойти ко сну прямо на обочине. Бедняги понаехали в Дели из Мрака, дабы обрести свет, и привезли с собой тьму. Кажется, их сотни и сотни, они роятся вокруг проезжей части, им плевать, что движение встало, они не замечают пробок. Между ними и людьми в машинах нет ничего общего, будто мы живем в двух разных городах — по одному городу перемещаются металлические яйца с кондиционером, а в другом обитают те, у кого ни кола ни двора. В городе, где живу я, мне в машине спокойно и безопасно. Но если бы отец был жив, он бы сидел вот так на обочине, варил себе рис и собирался лечь спать под уличным фонарем, — кое-кто из этих ублюдков прямо вылитый отец. Так что я в определенном смысле с ними, хоть и сижу за рулем.
В пробке мы простояли кучу времени, до своего «Букингемского Дворца, корпус В» добрались не меньше чем через час. Но мучения на этом не закончились.
Выйдя из машины, Мангуст принимается хлопать себя по карманам и с озабоченным видом заявляет:
— Я потерял рупию.
Щелкает пальцами, призывая меня.
— Поищи на полу машины.
Становлюсь на колени. Ищу монетку. Приподнимаю в салоне коврики, по-собачьи вынюхиваю.
Монетки нигде нет.
— Как это нет? Думаешь, если ты в городе, можно безнаказанно воровать? Не выйдет. Отдай рупию.