Белый Тигр
Шрифт:
В зеркало я видел: мистер Ашок поглощен телефоном. От сотового исходил голубой свет и падал хозяину на лицо. Не отрывая глаз от кнопок, мистер Ашок спросил:
— Что-то случилось, Балрам? Почему мы остановились?
Я коснулся липучек с ликами богини Кали — пусть принесет мне удачу — и открыл бардачок. Разбитая бутылка с острыми краями была на месте.
— Что-то с колесом, сэр. Я сейчас посмотрю. Одну минуточку, сэр.
Дверь открылась сама собой, клянусь, я даже не успел прикоснуться к ней.
Я
На дороге ни души. Все сошлось как нарочно.
Темно, только внутри машины светился сотовый. Я постучал в окно костяшкой пальца. Мистер Ашок повернулся ко мне, но стекло опускать не стал.
— Неприятность, сэр, — выдавил я.
Подождал немного. Он сидел сиднем. По-прежнему игрался со своим мобильником: тыкал в кнопки. Наверное, посылал сообщение мисс Уме.
Я прижался лицом к мокрому стеклу, растянул губы в улыбке.
Он отложил телефон. Я постучал в окно кулаком. С недовольным видом он все же опустил стекло. Стал слышен мягкий голос Стинга.
— В чем дело, Балрам?
— Выйдите, пожалуйста, сэр. Неприятность.
— Какая еще неприятность?
Его тело не желало шевелиться. Оно обо всем догадалось — это глупый разум не в силах был сложить два и два.
— Колесо, сэр. Без вас не обойтись. Оно застряло.
Вспыхнули фары, к нам приближался автомобиль. Сердце у меня екнуло. Но чужая машина пронеслась в туче брызг мимо.
Он положил руку на дверь, собираясь выйти, но инстинкт снова его удержал.
— Дождь, Балрам. Может, лучше вызвать техпомощь?
Поежившись, он подался в глубь салона.
— Не стоит, сэр. Уж вы мне поверьте. Выходите.
Он еще отодвинулся — его тело явно сторонилось меня. Сейчас он от меня ускользнет. И хотя мне чертовски не хотелось так обходиться с ним — то есть выступить в его глазах в роли слуги, шантажирующего хозяина (даже на те две-три минуты, что ему осталось жить), — пришлось сказать:
— С этим колесом не все гладко с того дня, как мы ездили в гостиницу в Джангпуре. Он наконец-то оторвал взгляд от мобильника.
— В гостиницу с большой буквой «Т» на крыше. Помните, сэр? С той самой ночи машина... барахлит.
Он открыл рот и сразу закрыл. Вид у него был озадаченный. Что это, грязный намек? Или у меня не было на уме ничего дурного? Не дать ему времени на раздумья.
— Выходите, пожалуйста, сэр.
Он отложил сотовый и послушно выбрался на дорогу. Мобильник посветил секунду-другую в темном нутре машины и погас.
— Перейдите на мою сторону, сэр. Негодное колесо — вот оно.
Он обошел машину вокруг.
— Осторожно, сэр, — здесь разбитая бутылка. (На проезжей части валяется столько мусора, какие могли возникнуть подозрения.) Я ее сейчас отброшу в сторонку. Вы только поглядите на эту покрышку.
Хозяин присел на корточки. Я склонился над ним, спрятав руку с бутылкой за спину. Подо мной темнел шар головы с белой полоской пробора, разделительной линией, рассекающей тщательно уложенные волосы и обрывающейся на макушке. На самом темечке.
Темный шар шевельнулся; хозяин, щурясь от дождя, заливавшего ему глаза, повернулся ко мне лицом:
— Покрышка как покрышка...
Я замер на месте, точно школьник, которого поймал на проказе учитель. Он все понял своим хозяйским умом. Сейчас поднимется и даст мне в морду.
Но какой толк в выигранном сражении, если даже не сознаешь, что идет война?
— Хотя тебе, конечно, виднее, Балрам. Посмотрю получше.
Снова передо мной замаячил темный овал с белой полоской, обрывающейся на макушке.
— В том-то и дело, что не в порядке, сэр. Давно пора было поменять.
— Хорошо, Балрам. — Он наклонился к самому колесу. — И все-таки нам лучше...
Я ударил его бутылочным горлышком. Стекло оказалось прочнее кости. Я ударил три раза, точно в темя, стекло проникло до самого мозга. Бутылка из-под «Джонни Уокера» хорошая, крепкая, недаром за нее даже за пустую столько дают.
Ошеломленное тело осело в грязь. Послышалось шипение, словно из пробитой покрышки, — это воздух выходил изо рта.
Бутылка чуть не выскользнула у меня из трясущихся пальцев — пришлось перехватить ее левой рукой. Задыхаясь, я тоже осел в черную жижу. Шипящее тело встало на четвереньки и поползло по кругу, будто стараясь нащупать во мраке защитника.
Почему я не оставил его как есть, не заткнул глотку, не оттащил в кусты, недвижимого, потерявшего сознание? Пока бы его нашли, я был бы уже далеко. Хороший вопрос. Долгие ночи я размышлял над ним, сидя под люстрой у себя в кабинете.
Во-первых, это было бы глупо с моей стороны. В любую минуту он мог очнуться, избавиться от кляпа и вызвать полицию.
А во-вторых, все равно его родня разделалась бы с моей семьей, так что это была моя месть. Авансом.
Второй ответ мне больше по душе.
Я наступил на ползающее передо мной тело, распластал его по грязному асфальту. Опустился на колени, чтобы было удобнее. Повернул тело лицом к себе. Уперся коленом ему в грудь. Расстегнул воротник и ощупал шею.
Когда я еще в Лаксмангархе мальчишкой ласкался к отцу, мне страшно нравилась ямочка у основания шеи меж выступающих жил и сосудов. Я упирался кулаком в эту ямку и чувствовал, что отец в моей власти: вот нажму посильнее — и у него прервется дыхание.