Белый Тигр
Шрифт:
Все эти годы я искал ключ,
дверь оказалась незаперта.
С этим я и заснул.
Мне бы заметить, сколько набитых по трафарету рук, что разрывают оковы, вдруг объявилось по всему городу, мне бы прислушаться к лозунгам, которые выкрикивали с грузовиков молодые люди с красными повязками на головах... Но я был слишком занят собой, и важные политические события, происходившие в стране, прошли
Минуло два дня. Я вез мистера Ашока с мисс Умой в сады Лоди [42] , последние дни они не разлучалась. Их роман цвел буйным цветом. Нос мой успел привыкнуть к запаху ее духов, и чих больше не нападал.
— Так ты все еще бездействуешь, Ашок?
История повторяется?
— Все не так просто, Ума. Мы с Мукешем уже повздорили из-за тебя. Я буду стоять на своем, дай только срок. Мне ведь еще предстоит развод — Балрам, зачем ты включил музыку так громко?
42
Обширные сады вдоль Лоди-роуд, разбитые вокруг усыпальниц Мохаммада Шаха, Сикандара Лоди и др., названы в честь Патанской династии Лоди.
— А мне нравится погромче. Так романтично. Это он чтобы мне угодить.
— Все получится, поверь мне. Дело за... Балрам, какого черта, сделай потише! Ох уж мне эти деревенские со своей дурью!
— А я тебе о чем говорю, Ашок...
Она понизила голос.
Я уловил английские слова «шофер», «сменить» и «местный».
А ты не думал сменить шофера на местного?
Он пробормотал что-то в ответ.
Я не расслышал ни слова. Да и не стремился. Мне бы только посмотреть ему в глаза в зеркале заднего вида. Как мужчина мужчине. Но он старательно отводил взгляд.
Ей-богу, я заскрипел зубами. Так, значит, не я замыслил дурное против него, а он против меня? Богатый вечно опередит тебя на шаг, ведь правда?
Ну уж нет. Он на шаг, а я его — на два.
На обочине уличный торговец продавал черные мотоциклетные шлемы. Словно отрубленные головы, их обернули пластиком и сложили пирамидой.
У самых садов дорога оказалась перекрыта, юнцы кричали со стоящих поперек улицы грузовиков:
— Да здравствует Великий Социалист! Да здравствуют голоса индийских бедняков!
— Что происходит, черт побери?
— Ты не смотрел сегодня новости, Ашок? Они победили на выборах!
— Мать твою так! Балрам, выруби, на хрен, Энию и включи приемник.
Из динамиков раздался голос Великого Социалиста. Он давал интервью.
— Выборы показали, что нельзя сбрасывать со счетов мнение беднейшей части населения. Мрак заговорил. Голос угнетенных будет услышан. В кранах нет воды, а что предлагают нам взамен деятели из Дели? Сотовые телефоны. Ими жажду не утолишь. Каждое утро женщины с ведрами отправляются в дальний путь...
— Вы намерены занять пост премьер-министра Индии?
— Не задавайте мне таких вопросов. Я ничего не добиваюсь для себя лично. Я — за бедных и обездоленных.
— Разумеется, сэр...
— Позвольте мне закончить. Вот что я скажу напоследок. Я горячо желаю, чтобы каждый деревенский мальчик в Индии мог стать премьер-министром. Вернемся к женщинам с ведрами...
Как утверждало радио, правящая партия проиграла выборы. К власти пришла новая коалиция. В нее входила партия Великого Социалиста. За нее проголосовала масса народу, в основном обитатели Мрака. Возвращаясь в Гургаон, мы видели толпы сторонников победившей партии, заполонившие город. Правила дорожного движения были писаны не про них, они ездили где хотели, свистели вслед хорошеньким (на их вкус) женщинам и всячески выражали свою радость. Чернь захватила город.
Мистер Ашок целый день не вызывал меня. Спустился вниз только вечером и велел ехать в отель «Империал». В машине не выпускал из рук сотовый, кричал в него:
— Мы в полном говне, Ума! Вот за что я ненавижу свой бизнес. Нами помыкают эти...
— Не ори на меня, Мукеш! Это ведь ты уверял, что исход выборов предрешен. Ты, ты! А теперь нам с налогами полная жопа!
— Хорошо, я займусь этим. Беру это на себя, отец! У меня с ним встреча в «Империале»!
У отеля мистер Ашок вылез из машины, все так же прижимая к уху телефон. Вернулся он через сорок две минуты в сопровождении двух мужчин. Наклонился ко мне:
— Поступаешь в их полное распоряжение, Балрам. Я возьму такси. Закончите — сразу домой.
— Да, сэр.
Двое по очереди похлопали мистера Ашока по спине, он поклонился, сам открыл им дверцу. Политики, не иначе, вон как расстилается. Мужчины сели в машину. У меня екнуло сердце. Один — тот, что справа, — был мне знаком. Виджай, герой моих детских лет, сын свинопаса, бывший автобусный кондуктор, ныне политический деятель из Лаксмангарха. Он снова сменил обличье — теперь на нем был шикарный костюм бизнесмена и галстук.
Виджай велел отвезти их на Ашока-Роуд, повернулся к спутнику и произнес:
— Ублюдок все-таки предоставил мне свою машину.
Тот фыркнул, опустил стекло и сплюнул на дорогу.
— Уважение должен нам оказывать, разве не так? Виджай самодовольно хихикнул и громко спросил меня:
— Сынок, в машине есть что выпить?
— Да, сэр.
— Покажи-ка.
Я достал из бардачка бутылку и протянул ему.
— Приличное пойло. «Джонни Уокер, черная этикетка». И стаканчики найдутся, сынок?
— Да, сэр.
— Лед?
— Нет, сэр.
— Ну ничего. Обойдемся безо льда. Налей-ка нам, сынок.
Я снял правую руку с руля и налил. Они вцепились в стаканчики и принялись пить виски большими глотками, будто сок.
— Если с этим будет какая заминка, сразу сообщи мне. Пришлю ребят, уж они с ним поговорят.
— Все пройдет без сучка без задоринки, не волнуйся. Его отец всегда в конце концов раскошеливался. Мальчик, правда, жил в Америке, где ему засрали мозги. Никуда не денется, заплатит.