Белый тигр
Шрифт:
Глава VII. Старый князь Имаш замечает необычные способности своего сына. Беляна страдает по княжичу
Князь Имаш мерил шагами горницу. Он думал. В эти моменты никто не осмеливался беспокоить его, да и пусто было сейчас в тереме. С улицы доносились крики ребятишек, увлеченных веселой игрой. Стояла весенняя страда. С утра до ночи взрослые работали в поле, и потому, кроме ребятишек да стариков, в селении днем никого не оставалось.
С тех пор, как сын его вернулся из леса и принял Посвящение, прошло четыре года… Молодой княжич возмужал, превратившись в высокого и стройного, плечистого парня. Он так хорошо овладел боевым искусством, что в округе не было ему равных в ратном деле. Теперь старый князь не сомневался, что его сын сможет
Также не забывал старый князь о необыкновенных способностях своего отпрыска, которые так или иначе проявлялись в нем, заставляя видящих это замирать в изумлении. Стоило юноше выйти на улицу и, вытянув руку, тихонько свистнуть – как птицы слетались к нему, безбоязненно садились на руку; а он, смеясь, кормил их с ладони зерном. Пчелы и змеи не кусали его, а собаки замолкали при его приближении и начинали миролюбиво помахивать хвостами. Он всегда знал, какая будет погода и хороший ли родится урожай. Но охоте он никогда не промахивался и всегда возвращался с богатой добычей. Воистину был он любимцем богов, и люди почтительно шептались, что неспроста великий Род послал князю столь дивного наследника – и удалого, и пригожего, и разумного. Говорили они, что, видно, грядет напасть какая-то на земли венедские, и суждено защищать их могучему богатырю – Ланизбору, сыну Имаша, князя Пеяросльского…
Но ныне все было спокойно на границах владений светловолосых венедов, и никакая опасность не угрожала богатым поселениям мирных земледельцев. С южных пределов, правда, доходили вести, что пошаливают там степняки – лихие гиуры. Но пока воинственных кочевников удавалось сдерживать, и они не решались на крупные грабежи, довольствуясь в основном тем, что захватывали людей и после вынуждали селян платить выкуп. Также воровали девиц, которые ценились у обитателей степей очень высоко. Их редко возвращали. Как правило, их быстро переправляли в далекие восточные кланы, или вовсе в чужие племена на юго-востоке, и о них больше никто ничего не слышал.
Князь Имаш вышел во двор и направился вглубь его – там, в самом дальнем углу, находилась просторная клетка, на совесть изготовленная кузнецом Авришем. В этом светлом и удобном жилище, в неге и ласке, в любви и заботе, жили два лесных зверя – две рыси, самец и самка. С тех пор, как Ланко принес их из леса – маленьких, чуть больше кошки – они превратились в великолепных грозных хищников, грациозных и опасных. Но опасны они были для кого угодно, но только не для обитателей княжьего терема. Имаш всей душой, дивясь самому себе, привязался к этим удивительным созданиям, и они дружно отвечали старику взаимностью… И если всех остальных они только терпели, удостаивая лишь беглым и равнодушным взглядом, то князя они приветствовали громким мурлыканьем, сразу оживляясь при его появлении.
Вот и сейчас он зашел в клетку – и звери тут же принялись тереться о его ноги. Он гладил их и чесал за ушами, отчего хищники млели и принимались урчать еще громче.
Рысей звали Чуд и Мала. Так назвал их Ланко. Князю Имашу отчетливо вспомнилось, как в день Посвящения, придя из леса в родной дом, его сын поставил на лавку большую корзину, накрытую куском холста, наказав никому не трогать ее, сам он при этом ненадолго отлучился. Но князь решил полюбопытствовать, что же там находится… Когда он откинул край холста, то обомлел, замерев на месте и потеряв дар
Когда наконец подошел княжич и увидел эту картину, то первое, что он сделал – погладил рысят, сказав им что-то ласковое. Те мигом успокоились, и теперь выражали лишь игривое миролюбие – лукаво посматривали они на князя, подергивая своими прелестными ушками. Имашу оставалось только дивиться такому невиданному чуду. Затем юноша сказал: «Погладь их, отец. Они не тронут. Я попросил их…» «Как это ты их попросил?» – изумившись таким словам, недоверчиво спросил князь. «Мысленно, отец, – смущенно ответил княжич, – это трудно объяснить… Но ты поверь мне – они ничего тебе не сделают и будут слушаться тебя так же, как и меня…»
И князь, отчего-то поддавшись уговорам сына, протянул руку и погладил рысят, которые теперь вели себя совершенно по-другому. Они были спокойны; более того, им, судя по всему, даже нравилось прикосновение руки к своим пушистым загривкам.
Тысячи вопросов тогда возникли в голове у князя. Но он вовремя сдержался, не желая смущать юношу, выведывая у него, что да почему. Понял князь, что вот оно – то, о чем говорила Вейница тогда, в тот день, когда родился его наследник долгожданный, чаянный. И промолчал он, словно все чудесное, что происходило на его глазах по воле его юного сына – самое обычное дело…
Это уже потом, исподволь, расспрашивал князь сына о том, как провел тот в лесу эти три седмицы. Но юношам не следовало рассказывать об этом. Таинство должно было остаться тайной для других. Молчал и княжич, отделываясь короткими ответами. Но все же через время, поразмыслив, догадался Имаш, что не обошлось здесь без бабки Вейницы. И мысленно отвесил он старухе земной поклон – ведь это не иначе как она врачевала раны княжьего сына от рысьих когтей – никому это боле не под силу…
Словом, все шло своим чередом, и князь Пеяросльский, старея, радовался, что сын его под покровительством великих сил, которые завсегда помогут ему, что бы ни случилось…
Грустная песня летела над полем, над лесом; подхваченная ветром, она устремлялась в небеса – туда, где могли услышать ее небесные покровители. Пожалеть бы им девицу, утешить сердечко ее, но нет – не желали боги разжигать любовь в душе ее возлюбленного; не поддавался он чарам нежности и красоты. И звенел девичий голос тоской, любовью безответной; и примолкали птицы, и замирали травы, слушая печальную песню эту.
Четыре года ждала Беляна, что поддастся княжич влечению, ответит на чувства ее, утолит ее жар – и будут они счастливой парою на радость всем. Мечтала девушка, что поженятся они и детишек красивых нарожают, и будут жить до старости в мире да согласии. И потому ни с кем не убегала она в цветущие луга мять душистые травы, хоть и богатый был у нее выбор. А годы шли… Уж вышли замуж все ее подруги, но ясноглазая красавица все еще надеялась, что боги смилостивятся и откроют сердце ее возлюбленного навстречу ее трепетному сердечку…
Но нынче совсем она отчаялась. Поняла она, что не полюбит ее Ланко. К тому же старейшины уже неодобрительно посматривали на нее, так как пора было уж ей озаботиться созданием семьи.
И теперь, уединившись ото всех, размышляла девушка о своей печальной судьбе. Как ни старалась она, не могла изгнать из своего сердца любовь к молодому князю. Наоборот, любовь эта становилась все сильнее. Не решаясь подходить больше к возлюбленному своему, издалека следила она за его жизнью – и ничто больше не увлекало красавицу, душу которой почти дотла опустошило безответное чувство.