Белый Волк
Шрифт:
— Учишь мальчика лгать, Друсс? — хмыкнул Диагорас. Друсс почесал бороду и улыбнулся:
— Ты точно собака со старой костью. И не надоест тебе?
— Ни в жизнь, — весело ответил Диагорас. — А эти шрамы и меня заинтересовали. Они у них почти одинаковые.
— Вот у них и спроси.
— Это какая-то мрачная тайна? — не отставал Диагорас. Друсс потряс головой, не спеша разделся и с плеском бултыхнулся в озеро.
— Сплавай, спроси их, — предложил Диагорас Рабалину.
— Да ну. Некрасиво как-то.
— И то верно. Черт, любопытно-то как!
Обсохший Рабалин оделся и вылез из пещеры. Солнце уже садилось, и зной немного спал. Рабалин, побродив по деревне, сел под выступом скалы. Уже стемнело, когда он заметил какое-то движение на гребне далекого холма. Фигура, которую он не успел разглядеть, скрылась, следом за ней мелькнула другая. Рабалин и на этот раз не понял, что это — то ли человек пробежал, то ли олень. Он постоял еще немного, но на холме больше ничего не появилось.
Неизвестное существо было, во всяком случае, очень большое. Рабалин не знал, водятся ли в этих сухих горах медведи.
В это время затрубил рог. Народ собирался у большого залатанного шатра Халид-хана.
Внезапно проголодавшийся Рабалин тут же позабыл о странном движении на холме и побежал вниз.
Пир изобилием не отличался. Два худосочных бычка, j зажаренных на костре, плоский соленый хлеб, бочонок водянистого пива и сладкие лепешки, где, как показалось Рабалину, было больше каменной пыли, чем сахара. Смущенный Халид-хан то и дело извинялся перед Друссом, сидевшим на его
— Дружище, — Друсс опустил тяжелую руку на плечо вождя, — когда человек отдает мне лучшее из того, что имеет, я чувствую, что он оказывает мне честь. Ни один король не мог бы предложить мне больше, чем ты сегодня.
— Лучшее я приберег под конец. — Халид хлопнул в ладоши, и две молодые женщины принесли ему маленький бочонок. Вождь нацедил в кубок бледно-золоти стой жидкости и подал Друссу.
— Да это же лентрийский огонь, клянусь Миссаэлем! Притом отменный.
— Двадцать пять лет выдержки, — похвастался счастливый Халид. — Хранил для особого случая.
Молодой воин стал собирать у всех чаши и кубки, а вождь поочередно наполнял их. Настроение в шатре сразу поднялось, двое мужчин принялись бренчать на нехитрых струнных инструментах.
Остальные пятьдесят человек, набившихся в шатер, громко подпевали и хлопали в ладоши. Рабалин тоже отведал чудесного напитка и сразу понял, почему тот называется лентрийским — огнем. Он поперхнулся, закашлялся и отдал свой кубок какому-то горцу.
— Точно кошку с когтями проглотил, — пожаловался он Диагорасу.
— У лентрийцев он зовется водой бессмертия. Выпив его, ты понимаешь, что чувствуют боги. — Диагорас осушил свою чашу и отошел, чтобы налить еще.
Рабалин, уставший от шума и толкотни, увидел, что Скилганнон пробирается к выходу, и последовал за ним.
— По-моему, тебе это пойло тоже не понравилось.
— Прежде, в другой жизни, нравилось, — пожал плечами Скилганнон. — Что ты собираешься делать дальше?
— Поеду с Друссом и Диагорасом спасать принцессу.
— Она
— Я не боюсь. Жить надо по правилам.
— Бояться еще не стыдно, Рабалин. И я не потому советую тебе подумать, что считаю тебя трусом. Друсс великий воин, а Диагорас — солдат, побывавший во многих сражениях. Шансов на победу у них немного, и станет еще меньше, если им придется заботиться о тебе — храбром, но не умеющем пока выживать самостоятельно.
— Ты мог бы помочь нам. Ты тоже великий воин.
— Эта девочка для меня ничего не значит, и с Железной Маской я не ссорился. Мне нужно найти храм, больше ничего.
— Но Друсс ведь твой друг.
— У меня нет друзей, Рабалин. Есть только цель, которая вполне может оказаться неосуществимой. Друсс сам сделал свой выбор. Он хочет отомстить за своего друга. Своего, а не моего. У нас с ним разные цели.
— Нет. Это не по правилам. Там сказано; «Защищай слабых от зла сильных». Принцесса, или княжеская дочь, как ты говоришь, еще маленькая, а значит, слабая, А Железная Маска — злой человек.
— Ну, с этим можно поспорить. Девочка там не одна, а с матерью, любовницей Железной Маски. Вполне возможно, что он любит ее, как родную дочь. Что касается зла — тут многое зависит от точки зрения. И даже если ты прав в том, и в другом, это не мои правила. Я не сказочный рыцарь и не странствую по свету в поисках драконов, с которыми можно сразиться. Я обыкновенный человек, верящий в чудеса.
Гомон в шатре внезапно утих, и кто-то запел — сладостным, почти неземным голосом. Скилганнон вздрогнул.
— Это Гарианна, — сказал Рабалин. — Она красиво поет, лучше всех, правда?
— Да. Пойду-ка я на озеро, поплаваю при луне. А ты останься, послушай.
Рабалин проводил Скилганнона взглядом и вернулся в шатер. Все сидели тихо, как завороженные. Гарианна, стоя посередине с простертыми руками и закрытыми глазами, пела об охотнике, который увидел, как богиня купается в ручье. Богине он приглянулся, и они предавались любви под звездами , но утром охотник захотел уйти. Разгневанная богиня превратила юношу в белого оленя и взяла лук, чтобы убить его. Но олень проскакал по вершинам деревьев и скрылся среди звезд. Богиня погналась за ним. Так пришли на землю день и ночь. Белый олень превратился в луну, а богиня стала солнцем и преследует своего возлюбленного вечно.
Песня закончилась. На миг в шатре повисла тишина — и тут же грянули рукоплескания.
Гарианна обвела взглядом шатер, сделала несколько шагов и пошатнулась. Рабалин, видя, что она пьяна, пришел ей на помощь, но она оттолкнула его и спросила нетвердым голосом:
— Где он?
— Кто?
— Проклятый.
— Пошел купаться на озеро.
— Я отыщу его.
Пока она взбиралась по склону, из шатра вышли Джаред и Ниан.
— Кто это? — спросил брата Ниан, подойдя к Рабали-ну. — — Мне кажется, я его знаю.