Белый Волк
Шрифт:
— Я и не верил в это по-настоящему. Та, что послала меня сюда, служит злу. Она не могла желать мне успеха.
— Боюсь, что это правда, воин. Налей себе воды. — Устарте указала на стол. — Вода у нас особенная — увидишь, как она освежит тебя.
Скилганнон наполнил хрустальный кубок из такого же кувшина.
— Вам тоже налить, госпожа?
— Нет, не надо. Пей, Олек.
Видя, что он медлит, Устарте звонко рассмеялась:
— Она не отравлена. Хочешь, чтобы я отведала первой?
Устыдившись, он выпил кубок до дна. Вода была восхитительно холодной. Он ощутил себя человеком, который долго полз через палящую пустыню к оазису.
— Никогда
— Так оно и есть. Вернемся, однако, в комнату. Мои старые ноги устали стоять. Дай мне руку.
На свету Скилганнон разглядел, что глаза у нее в самом деле ослепительно голубые, с золотыми искорками. Он помог ей дойти до стула странной формы. Жрица оперлась коленями на косое сиденье и отдала Скилганнону посох. Он положил его на пол, опустил рядом ножны со своими мечами и сел на стул с высокой спинкой напротив нее.
— Для чего же Старуха послала тебя сюда? — спросила Устарте.
— Я много думал об этом. С тех самых пор, как она отправила нас в это путешествие. Мне кажется, я знаю ответ — хотя и надеюсь, что он неверен.
— Ответь же.
— Сначала я хотел бы задать вопрос вам, госпожа. Можно?
— Спрашивай.
— Правда ли, что вы отрастили новую руку одному из соплеменников Халид-хана?
— Человеческое тело — гораздо более сложный и чудодейственный механизм, чем думают многие. В каждой его частице заложен первоначальный чертеж. На твой вопрос я, впрочем, отвечу коротко: это правда. Мы помогли ему вырастить новую руку,
— А правда ли то, что несколько лет назад к вам привезли человека с обезображенным лицом? — спросил Скилганнон, и внутри у него все сжалось от страха.
— Ты спрашиваешь о Бораниусе. Да, его привозили сюда.
— Напрасно вы его исцелили, — сказал Скилганнон с горечью. — Этот человек — воплощенное зло.
— Мы никого здесь не судим, Олек, — в противном случае мы не пустили бы и тебя.
— Вы правы, — признал он.
— Когда ты заподозрил, что Железная Маска — это Бораниус?
— Какое-то чувство говорило мне, что он жив. Я понял это, когда после битвы мы не нашли его тела. В глубине души я всегда это знал. Потом я услышал о Железной Маске, но Друсс сказал мне, что тот не изуродован, просто у него пятно на лице. Лишь после истории о горце с красной, будто обваренной рукой я снова засомневался, и с тех пор страх не дает мне покоя.
— Потому-то Старуха ничего и не сказала тебе. Она знала, что ты боишься этого человека, но хотела, чтобы ты встретился с ним. Она догадывалась, что ты, если уж отправишься в дорогу, не допустишь Друсса сражаться со злом в одиночку. Может быть, она ошибалась?
— Нет, она угадала верно. Не знаю только, какой поборник зла вышел бы из Друсса с его больным сердцем.
— Сердце у Друсса здоровое, — улыбнулась Устарте. — Одному небу известно, почему это так, учитывая его любовь к крепким напиткам и мясу с кровью. В деревне к югу от Мелликана он подцепил заразную болезнь — она подействовала на его легкие и на сердце тоже. Любой другой на его месте слег бы в постель и позволил бы своему телу справиться с болезнью, но Друсс продолжал разыскивать своего друга, вот сердце и не выдержало. Мы уже дали лекарство, и к завтрашнему дню он поправится.
— А близнецы?
Улыбка сошла с лица жрицы.
— Мы не сможем вылечить Ниана. Год и даже полгода назад это еще было возможно, но теперь
— Это разобьет сердце Джареду. Никогда еще не видел, чтобы братья так любили друг друга.
— Три первых года своей жизни они провели сросшимися, а это рождает особого рода связь. Когда я их разделяла, мне помогала как наука, так и магия. Именно магия убивает его теперь. Для того чтобы оба брата остались живы, мне пришлось переделать самое существо Ниана. У братьев было общее сердце, и я, вторгшись в сокровенные глубины Нианова тела, побудила его создать второе. Это вмешательство в конце концов и вызвало к жизни то скопище опухолей, которые в нем растут. И меня это бесконечно печалит.
Скилганнон мало что понял из сказанного, но он видел, как страдает Устарте.
— Вы дали им возможность жить. Они не могли бы наслаждаться жизнью без вашей помощи.
— Да, я знаю. Спасибо тебе за эти слова. О чем еще хотел ты спросить меня?
— О Гарианне.
— И ей я помочь не могу. Она либо одержима, либо безумна. Ты знаешь, что Старуха держит ее в рабстве.
— Да.
— Тогда ты должен знать, зачем она отправилась в это путешествие.
— Чтобы убить меня.
— А знаешь почему?
— Это нужно Старухе, вот и вся причина, — пожал плечами Скилганнон. — Вряд ли Гарианна попытается это сделать, пока Бораниус не умрет. А когда он умрет, я с этим уж как-нибудь справлюсь.
— То есть убьешь ее.
— Да, чтобы спасти свою жизнь.
— Ну разумеется. На то и воины, чтобы убивать и умирать. Известно тебе, откуда она родом?
— Нет. Она не любит, когда ей задают вопросы.
— Это потому, что злые люди долго допрашивали и терзали ее — не столько ради сведений, сколько ради удовольствия. Но это было потом. Гарианна росла здоровым, счастливым ребенком. Как все юные существа, она мечтала, что в будущем станет еще счастливее, мечтала о любви и успехе. Ее трагедия в том, что этим мечтам она предавалась в Пераполисе. — Скилганион вздрогнул и отвел взгляд, не в силах больше смотреть в голубые с золотом глаза Устарте. — Когда наашанские солдаты проломили городскую стену, отец Гарианны, каменщик, спрятал ее в груде камней позади своей мастерской. Она провела там весь день, оцепенев от ужаса, слушая крики умирающих. Люди, которых она любила, молили о пощаде. Старики, женщины, мужья, жены, отцы и дети. Священники, купцы, повитухи, лекари, учителя. Ночь она встретила в своем убежище, но уже не одна. Голоса, не желавшие уходить, наполнили ее голову и кричали, не умолкая.
— Вы, должно быть, меня ненавидите, — после недолгого молчания сказал Скилганнон.
— Я ни к кому не питаю ненависти, Олек. Ненависть из меня выжгли давным-давно. Однако я еще не досказала историю Гарианны. Не стану говорить об ужасах, пережитых ею, когда наашаниты взяли ее в плен. Сюда ее привезли в безнадежном, казалось бы, состоянии. Мы сделали все, чтобы вернуть ей хотя бы подобие рассудка. То, что ты видишь теперь, — это плод величайших наших усилий. Потом она сбежала и каким-то образом попала в сети Старухи.