Белый Волк

Геммел Дэвид

— Не стану я ничего обещать. Я к папе хочу!

— Все будет хорошо, Эланин, поверь мне. Только веди себя хорошо, ну пожалуйста. Тогда и он будет хорошим, просто замечательным. Он просто… вспыльчивый. Идет война, и у него очень много забот.

— Я его ненавижу! Он ударил меня!

— Послушай меня. — Мама крепко прижала ее к себе. — Здесь у них обычаи не такие, как в Дренане. Будь вежлива с Шакузаном, иначе он накажет тебя. Или меня.

Страх матери передался Эланин и победил ее гнев.

В последующие дни она старалась держаться от Железной Маски подальше, а когда ей это не удавалось, вела себя тихо. Вскоре она стала замечать, как запугана здешняя прислуга. Люди в этом доме не шутили и не смеялись, как

слуги у них в Дрос-Пурдоле. Они двигались бесшумно и каждый раз низко кланялись ей с матерью. На пятый день одна девушка лет пятнадцати, не больше, принесла Эланин завтрак, и девочка увидела, что у нее недостает двух пальцев на правой руке. Один обрубок, кое-как зашитый, был еще свеж, и на нем запеклась кровь. Служанка всячески старалась не смотреть в глаза, и Эланин не решилась спросить, что с ней случилось. В тот же день она заметила, что у многих слуг тоже не хватает пальцев.

Ночью она проснулась от крика, доносившегося откуда-то снизу. В испуге девочка прибежала в комнату, где спала ее мама с Железной Маской. Шакузана не было, а мама сидела на кровати, обхватив колени, и плакала.

— Там кто-то кричит, мама!

Мама обняла ее, но не сказала ни слова. Потом они услышали, что идет Железная Маска, и мама велела Эланин поскорее бежать обратно к себе.

Эланин лежала в постели и мечтала о спасении. Она любила отца, но знала, что Орасис недостаточно силен, чтобы отнять их с матерью у Железной Маски. Он очень хороший, вот только боится всего и всех. Офицеры в Дрос-Пурдоле дерзили ему и в грош его не ставили. Даже мама, когда приезжала, говорила с ним пренебрежительно при людях. Отца это обижало, но он ни разу не пытался ее остановить. Эланин, несмотря ни на что, любила его так, что и сказать нельзя, но спасителем в своих мечтах видела не его, а дядю Друсса. Он самый сильный на свете. В прошлом году, когда они с отцом ездили к .нему в горы, Друсс разогнул подкову — просто взял руками и распрямил. Настоящий фокус, в Пурдоле ей даже никто не поверил! Сильнее его никого нет. Эланин всей душой надеялась, что папа пошлет дядю Друсса спасать их.

Но это было в Мелликане, до того как Железная Маска привез их в эту крепость в жарких, пустынных горах, здесь нет никого, кроме диких надиров, одетых в вонючие козьи шкуры. Голоса у них грубые, глаза жестокие, но даже они не так жестоки, как Железная Маска.

Больше он не бил ее, потому что она держится с ним настороже, зато он бьет маму. На лице и на теле у нее синяки, губа разбита. И он все время кричит на мамочку, обзывает ее «никчемной коровой» и «безмозглой шлюхой».

Комната Эланин высоко, под самой крышей. Она уже несколько дней не видела маму, и выходить из комнаты ей не разрешается. Надирка с недобрыми глазами дважды в день приносит ей поесть и выносит горшки. Эланин больше не мечтает о спасении. Уже две недели у нее дрожат руки и ноги, и она все время ищет, где бы спрятаться. Раньше она пряталась в шкафах и за высокими сундуками. Однажды даже в винный погреб забралась и затаилась среди бочек. Но ее каждый раз находили, а теперь вот заперли в этой комнатушке на самом верху. Спрятаться здесь негде, можно только залезть в шкаф. Там темно, и кажется, будто ты в безопасности. Эланин просиживает там часами. Она притворяется, что все это только страшный сон, и если постараться как следует, то она проснется в Пурдоле, в своей солнечной спальне, а рядом будет сидеть папа. Дни проходят незаметно. Эланин ест по обязанности, не разбирая вкуса, и возвращается в свое убежище.

Но Железная Маска пришел, распахнул шкаф и вытащил ее на свет. Он запустил руку в белокурые, давно не мытые волосы, запрокинув ей голову.

— Что, поубавилось гордости? Посмеешь теперь повторить, что ненавидишь меня?

Эланин дрожала, и голова у нее дергалась, а Железная Маска над ней смеялся.

— Я к маме хочу, — проговорила она,

и у нее брызнули слезы.

— Ну конечно, детка, — сказал он, вдруг подобрев. — Это только естественно, а я сегодня великодушен. Я принес тебе подарочек — вон там, на кровати. Можешь поиграть. Это мамино.

Когда он закрыл за собой дверь и задвинул засов, Эланин, все еще дрожа, подошла к кровати. Там лежал матерчатый кисет. Она развязала тесемки, высыпала содержимое на постель и с криком бросилась обратно в шкаф.

На кровати, пачкая кровью грязные простыни, лежали пальцы ее матери.

Лес был темен и мрачен, но впереди брезжил косой луч лунного света. Скилганнон шел к нему, и сердце у него стучало от страха. Шорох слева заставил его обернуться, и в кустах мелькнул белый, мех. Руки потянулись к мечам, но Скилганнон сдержался. Перебарывая мучительное желание стиснуть костяные рукояти мечей, он пошел дальше.

Там, прямо под лунным лучом, сидел огромный волк, и шерсть его блестела, как нетронутый снег. Зверь, глядя на Скилганнона золотыми глазищами, встал и потрусил к нему. Страх Скилганнона перешел в панику. Мечи будто сами прыгнули ему в руки, дикое ликование зажглось в крови. С победным кличем он размахнулся…

Кто-то тряс его за плечо. Скилганнон рывком сел и отпихнул от себя Диагораса.

— Чего тебе надо?

— Успокойся. Ты кричал во сне.

— Еще чуть-чуть, и я положил бы этому конец.

— О чем ты толкуешь?

Скилганнон заморгал и провел рукой по лицу.

— Ничего, пустое. Просто сон. Извини, что побеспокоил тебя. — Он огляделся. Друсс спал рядом с раненым Рабалином, Гарианна смотрела на него без всякого выражения. Близнецы, сидя поодаль, тихо разговаривали. Халид-хан принес ему холодной воды и спросил:

— Что посетило тебя, воин, — сон или видение?

— Сон. — Скилганнон напился воды, глубоко вздохнул, успокаиваясь, вышел на ровное место и стал разминаться. На глазах у Халида и Диагораса он проделал ряд медленных движений, напоминающих танец. Воздух наполнил легкие, и напряжение отпустило его.

Халид вернулся на свое одеяло, но Диагорас сел рядом и спросил:

— Что это за упражнения?

— Старинный ритуал, возвращающий гармонию телу. — Скилганнон стал продолжать, но наблюдение мешало ему достигнуть полного совершенства. — Наш парень держится молодцом, — заметил он.

— Да, я сегодня немного воспрял духом. Молодость — великая сила, и кровотечение, кажется, идет на убыль.

У них выдался длинный день. Упряжкой правил Диагорас, а Друсс сидел в повозке с Рабалином, подбадривал его и рассказывал сказки. Скилганнон некоторое время ехал рядом и слушал. Старый воин говорил не о войне, а о разных странах и обычаях. Рассказывал о своей жене Ровене, искусной цели-тельнице. Больные, на которых она возлагала руки, через пару дней вставали и шли работать в поле. Скилганнон, глядя на бледное лицо и запавшие глаза Друсса, жалел, что его жены нет с ними сейчас. Устав говорить, Друсс лег и заснул, а повозка катилась себе своей дорогой.

До цели им, по словам Халид-хана, оставался еще день пути. Завтра к вечеру они должны быть в окрестностях храма.

Скилганнон, взобравшись на груду камней, оглядывал оставшуюся позади дорогу.

— Думаешь, за нами может быть погоня? — спросил не отстававший от него Диагорас.

— Не знаю. В бою участвовало меньше надиров, чем я ожидал.

— Твой план сработал на славу — жаль только, что с мальчиком так получилось.

— Да, и это меня, удивляет. Любой план, основанный на глупости неприятеля, несовершенен. Они могли разделиться надвое и атаковать нас с двух сторон. Могли спешиться. Могли выслать вперед разведчика. Могли бы просто выжидать, вынуждая нас уйти с дороги на открытое место.