Белый вор
Шрифт:
О прошлом роде занятий Попова напоминали пёстрый бубен и голова медведя на стене, медвежья шкура на полу, оленьи рога, прибитые вместо вешалки. В клетке скакал попугай. Дед пытался создать уют.
В комнатке Рудник на тумбочке стояла в рамке размытая, сделанная «мыльницей» фотография покойного жениха Яна.
Из детской кроватки с писком, напоминавшим свист летучих мышей, полезло странное уродливое создание, младенец – девочка с вдавленным, будто пяткой пробитым лбом, пульсирующей гематомой на шеей, жутко перекошенными глазами, ртом круглой ощеренной дыркой с единым
Степанов невольно отпрянул. Рудник погладила девочку по вспотевшей
липкой головке:
– Вот произвела зверушку от этого подонка. Силой он овладел мной, и боги тундры мстят.
Эвенка без сомнения и твёрдо выдала слова. Степанову сейчас неуместно было спорить с ней, доказывать случайность природной ошибки и отрицать идолопоклонство. Деревянное вырезанное из пня эвенское чудище глядело из угла спальни. Выпуклые глаза его чем-то напоминали бессмысленный блуждающий взгляд девочки.
– Мы каждый день с Рудник молимся, - сказал Попов, замерший с тесаком в проёме дверей. Сочувствие из его интонации выветрилось, осталась попытка объяснить нежданно свалившееся богатство – ковры на полах и стенах, плазменный телевизор, бар с иностранными напитками для гостей.
Рудник взяла девочку на руки. Чтобы дитя не орало, сунула в рот младенцу розовую соску. Единственный вылезший зуб скользнул по резине со скрежетом. В глазах Рудник пробежало затаённое сочувствие. Она не отказалась от ребёнка в роддоме. Возможно, это что-то значило, кроме религии и морали предков.
Прошли на кухню. На ходу Попов закрывал двери в комнаты, чтобы майор не клал глаз на роскошную обстановку.
Рудник присела на стул:
– Теперь вы понимаете, почему я его так ненавижу. Этот Странник или Пут- ник от меня не уйдёт. Выследила его сучку…
– Ту бабу? – поднял брови Попов, заваривавший чай.
– Час назад взяли странникову сожительницу, - пояснил Степанов.
– Выслежу и самого гада! – резанула Рудник.
– Я говорю – случай, - попробовал утешить Попов. Он искал у Степанова поддержки. Пустив Рудник в дом, дед не ожидал, что она затрахает его мстительностью к Страннику. Рёв урода тоже не давал покоя.
Рудник заревела:
– Бог его наказал во мне. Я знаю. Молилась и открылось. Не хотела я его. Жених у меня был. Ян. Поступил он не по-человечески. Силой взял. Он, когда дрыгался на мне, я о Яне думала. Получилось ни то, ни сё…
Чай у Попова был ароматный, но чересчур крепкий, «купеческий».
– Не по понятиям с тобой Странный сошёл, - сказал Попов. Поймав взгляд Степанова, передёрнул. – Я так слыхал. На зонах насильники не в чести. Опускают их ещё в «Столыпиных». Удавку на шею и… Крайне мере, в старину было. Теперь расхлебались.
Глаза Степанова блеснули:
– А что болезненнее всего было бы сделать Странному? Всё знаешь, дед.
Попов усмехнулся:
– Правду сечёшь. Шаман знает. Боги тундры шепчут.
– Что же? Яйца ему отрезать?
– Бродягам по жизни самое дорогое – свобода. Хотя некоторые и на нарах короли. Если взять кассу , источника не будет.
– Ты бы помог?
– Я-то что? Я – старый. Проучить Странного было бы не грех, за девчонку... Рудник вызвалась проводить Степанова до машины. Понизив голос, сказала в подъезде:
– Боюсь деда. Добрый-добрый и вдруг – заскоки. По ночам с ножом бродит. Я запрусь в спальне и дрожу.
8
ШТУРМ
Степанов позвонил Василию Николаевичу, наказав запретить жене и племяннице с ребёнком нос высовывать из квартиры. Прокурор поддержал. Он вместе с майором сидел в Управлении, ломая голову, как расколоть замкнувшуюся в показаниях Парикмахершу. Баба по природе своей должна проколоться, рассуждал Яков Андреевич. Решение он нашёл, вспомнив о безопасности родных.
Разыскали мать Парикмахерши и привезли вместе с внуком в помещение временного содержания, где отсиживалась мамаша. Парикмахерше пригрозили лишением материнства, раз она не занимается воспитанием ребёнка и не может служить ему примером, ведя аморальный образ жизни. Милиционеров одобрила скандальная бабка, ругнувшая матом дочь, что та жадна на деньги.
Мать Парикмахерши пила и была завистлива. Знала, дочь трётся с авторитетом и , казалось, имеет по жизни больше, чем заслуживает. Была бы она сама помоложе…
Сынишке лучше было бы в каком-нибудь «суворовском», чем с такой бабкой и матерью. В Парикмахерше вдруг проснулось материнство. невыдержала она глядеть на перекошенное лицо ребёнка, боявшегося пуще смерти голубых мундиров. С рождения страх внушали, чтобы хорошо вёл.
Парикмахерша заложила новую « малину» смотрящего, куда перевезли «общяк».
В Управлении раскатали губы в предвкушении успеха и сопутствующих наград.
Высотку, где хранилась общаковская касса, незаметно опутали «наружкой». Люди в штатском с короткими стрижками отслеживали входы и выходы день и ночь. Стали известны привычки бандитов. Странник и Кощей появлялись из подъезда часов после двух. Уезжали на чёрном «нисане», парковавшимся под окнами. Часто следом шёл «субару» с затемнёнными стёклами.
Странник рисковал, не всегда вызывал охрану. Вообще, он вёл себя достаточно легкомысленно. Признание смотрящим вскружило честолюбивую голову. Он позвонил на мобильник Парикмахерше, чтобы выяснить причину долгой отлучки. Бывшая проститутка в присутствии оперов объяснила, что погостит ещё у матери. И Странник удовлетворился ответом. Зная адрес матери, он не поехал к Парикмахерше. Завис на других девчонках. Новая должность – крышевание притонов – обязывала.
Операцию по взятию дома назначили на раннее утро. Командование подтвердили за Василием Николаевичем. Вместе со Степановым с четырёх часов утра он наблюдал, как дом окружил спецназ РУБОПа.