Белый ворон Одина
Шрифт:
Ну, конечно, как же я мог забыть: оба они из славян! Я обругал себя последними словами. Надо же было притащить рабов на их родину, не подумав, что при первой же возможностью они удерут. Клянусь задницей Одина! А как еще должны были повести себя люди, которые десять лет провели на чужбине и могли только мечтать о возвращении в родные места? Впрочем, кому же придет в голову интересоваться мыслями траллов?
— Владимир выследит вас обоих, — сказал я, обращаясь к островерхим макушкам их меховых шапок (лиц они так и не поднимали, очевидно, стыдясь глядеть мне в глаза). — Не подумали, что он с вами сделает за предательство?
Хег вскинул голову, строптиво выдвинул подбородок.
— Лучше уж так, — сказал он, — чем подохнуть посреди заснеженной степи в погоне за какими-то сокровищами. Что толку нам с тех сокровищ?
Все правильно, с траллами никто делиться не будет.
— А тебе что пообещали? — спросил я у Друмбы, который вытолкнул наконец телегу и теперь стоял, потирая руки в старых, изношенных рукавицах.
— Достаточно, — бросил он нам вслед. — Мне пообещали, что в награду я получу свою долю от сокровищ… ну, и свободу, конечно.
— Глупец! — крикнул я в ответ. — Ты никогда не будешь свободным. Что ж до награды, то как тебе понравится заточенный кол в задницу?
Мой крик напугал лошадей, и они шарахнулись в сторону, норовя перейти на более резвый ход. Возница вынужден был откинуть шкуру, прежде надвинутую до самых глаз. Я увидел его лицо с черными кругами, нарисованными вокруг глаз — старый трюк степняков, направленный против ослепительного сияния Великой Белой.
— Можешь орать, сколько влезет, Орм, — рявкнул он со злобной ухмылкой. — Все равно тебя никто не услышит.
Торкель. Вот уж кто нимало не смутился. Он нахально щерился мне в лицо, и в глазах у меня помутилось от злости. Я даже сделал движение, чтобы выпрыгнуть из телеги и вцепиться в горло наглецу. Однако движение это отозвалось такой болью в голове, что я без сил свалился обратно.
— Поздравляю, Торкель, — сказал я, придя в себя. — Ты совершил свою самую большую ошибку. Немалое достижение, учитывая, что вся твоя предыдущая жизнь была сплошной цепью ошибок и неудач. Похоже, Норны окончательно разочаровались в тебе. Ибо теперь ясно: они решили распустить полотно твоей судьбы.
На мгновение Торкель нахмурился, размышляя над моими словами. Затем безразлично пожал плечами.
— Напротив, — сказал он. — Я думаю, что теперь-то в моей судьбе произойдет счастливый перелом. Мы намереваемся продать тебя и мальчишку Ярополку. А взамен получим кучу денег и безопасность. Всяко лучше, чем блуждать по замерзшей степи в поисках сомнительных сокровищ.
Вот оно что! Идея наверняка принадлежит Мартину… Вот только непонятно, что сам монах с этого получит.
Я задал вопрос Торкелю, и он снова пожал плечами.
— Вестимо что, — сказал он. — Свое ненаглядное копье, а также возможность сбежать и не принимать участие в вашем дурацком походе.
Говоря это, он бросил взгляд вперед — туда, где шагал Мартин. За спиной у монаха болтались две котомки, нечесаные патлы развевались на ветру. Ему наверняка было холодно в рваной рясе и огромных кожаных башмаках. Но он продолжал упрямо идти вперед, лишь рука, сжимавшая корявый посох, побелела до синевы.
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? После всего, что слышал об этом монахе?
И снова по лицу Торкеля скользнула тень сомнения, но он мотнул головой и сказал:
— Ладно, скоро увидим. До Киева недалеко уж осталось.
— Ты никогда не доберешься до Киева.
Он насмешливо хмыкнул, затем дернул вожжами, подгоняя изнуренную лошадку.
— Ну, да, — согласился он. — Нам придется поторопиться. Насколько я понимаю, Владимир обязательно захочет вернуть тебя обратно. Ведь ты обещал ему показать дорогу к сокровищам Атли. А Сигурд Меченый бросится на поиски своего племянника… Да только в степи им нас не догнать, а потом — когда вы уже будете в руках у Свенельда — что они смогут поделать?
Мне страшно хотелось ответить Торкелю. Бросить ему в лицо что-нибудь умное и ядовитое, такое, чтобы сразить наповал. Но, увы, язык мой словно прилип к небу, и я не мог вымолвить ни слова.
Потому что, к сожалению, он говорил правду. Эта ночь, которую они по сути выиграли у Владимира, значила очень много. Теперь, если даже юный князь загонит лошадей насмерть, им нас не перехватить по дороге в Киев. Должно быть, все эти мысли отразились на моем лице, потому что Олав вздохнул и поглубже закутался в свой плащ. Зимний ветер завывал и гремел обледеневшими метелками ковыля.
Конечно, наши товарищи из Обетного Братства пустятся в погоню. И уж они-то не отступятся, будут идти за нами до самого конца. Я сказал об этом Торкелю, заодно напомнив ему, что он нарушил данную клятву. Мой бывший хирдманн заметно помрачнел. Видно было, что мысль эта и прежде мучила его, как незатянувшаяся рана. Я же своими словами повернул нож в этой самой ране.
— Ты ведь помнишь, Торкель, обет, который принес: «Да падет на нас его проклятие во всех Девяти мирах и за их пределами, если мы нарушим свою клятву».
Он невольно вздрогнул и бросил тоскливый взгляд туда, где шагал Мартин. Я понял, какой довод использовал хитрый монах, чтобы переманить на свою сторону Торкеля. Наверняка пообещал, что христианский бог защитит его. И лишь сейчас до Торкеля дошло: Белому Христу придется поднапрячься, дабы оградить отступника не только от гнева Одина, но и от ярости бывших побратимов.
При воспоминании о нашей клятве в душе моей родилось теплое чувство. До сегодняшнего дня я воспринимал данный обет, как тяжкую ношу. Слова, сказанные шесть лет назад, обременили меня обязательствами перед другими людьми. Они сильно осложнили мне жизнь, толкая на поступки, которые сам бы я и не подумал совершать. И вот сейчас я впервые оказался в зависимом положении. Теперь мне понадобилась помощь побратимов, и уверенность, что меня не бросят в беде, согревала. Я не одинок в этом мире.