Белый вождь
Шрифт:
Сказав несколько слов воину, следовавшему непосредственно за ним, вождь направил своего коня в расщелину между скалами и исчез в тени. Этот индеец передал приказ следующему товарищу и вслед за Карлосом скрылся за камнями; третий поступил точно так же, и все пятьсот всадников спустились в ущелье.
Некоторое время слышался непрерывный стук копыт по кремнистой почве, но постепенно шум затихал и вскоре воцарилось молчание. Никто ничем не выдавал своего присутствия – ни люди, ни лошади в котловине, и только слышались вой степных волков, пронзительный крик орла да рев диких зверей, встревоженных в их убежище.
Глава LXX
Нападение
Прошел еще один день. Луна снова взошла на темном небе. Гигантская змея, пролежавшая весь день, свернувшись в ущелье, тихо выползла на равнину, развернула свои длинные кольца и потянулась через долину реки Пекос.
Воины достигли берегов Пекоса; каждый с конем бросился в реку, вспенивая ее волны, и вышел весь обрызганный водой, которая блестит при лунном свете.
Перейдя лощину, колонна-змея скользит дальше, отряд взбирается на высоту, с которой открывается вид на долину Сан-Ильдефонсо. Здесь он делает привал, посылает вперед разъезды и только после их возвращения снова пускается в путь.
Мрак необходим для достижения успеха, и Белый вождь хочет дождаться, пока луна скроется за снежной вершиной Сьерры-Бланки. Вот тогда отряд и прибывает к Утесу загубленной девушки.
После предварительного осмотра местности Карлос ведет своих воинов в проход, и через полчаса пятьсот всадников скрываются в лабиринте зарослей. Посреди чащи метис Антонио находит поляну, где воины соскакивают на землю, привязав лошадей к деревьям. Нападение предполагается произвести силами пеших.
Час ночи. Луна зашла, и перистые облака, которые освещались ее лучами, совершенно стемнели. Предметы сделались невидимы в двадцати шагах.
Мрачная, суровая громада крепости чернеет на фоне свинцового неба. На башне незаметны часовые, но время от времени слышатся их пронзительные окрики: «Слу-ша-ай!» (Sentinelo, alerte). Гарнизон успокаивается; даже караульные безмятежно спят глубоким сном, растянувшись на каменной скамейке под сводом ворот; крепость не боится внезапного нападения. О набегах никаких слухов не было; все соседние племена в мире с колонией, а мятежные тагносы уничтожены. Излишняя предосторожность ни к чему. Для безопасности гарнизона вполне достаточно одного часового у ворот, а другого – на террасе. Обитатели крепости и не подозревают, что враг близко.
– Слу-ша-ай! – снова пронзительно кричит часовой на террасе.
– Слу-ша-ай! – вторит ему снизу другой.
Оба не слишком прислушиваются. Ни тот, ни другой не настолько опытны и внимательны, чтоб заметить, как какие-то темные тени ползут в густой траве, словно огромные ящерицы, и тихо приближаются к воротам крепости.
Возле часового горит фонарь, и хотя освещает некоторое расстояние, но без толку: он ничего не видит! Наконец какой-то непонятный шорох доносится к часовому. «Кто идет?» (Quien viva?) готовы сорваться у него с губ, но у него не осталось времени произнести их. Полдюжины луков натянуто, шесть стрел одновременно свистнули и впились в часового: он падает с пронзенным сердцем, не испустив даже стона.
Индейцы бросаются в открытые ворота, и захваченная врасплох полусонная стража изрублена и переколота прежде, нежели успевает взяться за оружие.
Раздается боевой клич вако; краснокожие воины бурным потоком врываются на внутренний двор и заполняют его. Они осаждают двери казармы. Солдаты в панике выскакивают в одних рубашках и как могут защищаются, не опомнившись от ужаса. Со всех сторон гремят карабины и пистолеты; но те, кто из них выстрелил, уже не имеют времени снова зарядить свое оружие.
Битва продолжалась недолго, но была ужасна. В один дикий гул смешались крики, выстрелы и стоны; с неимоверной силой трещали срываемые с петель двери, скрещивались сабли и копья. Среди боевых криков индейцев слышался громкий голос Белого вождя.
И вот все смолкло. Наступила тишина. Казармы опустели; кровь залила внутренний двор, нагроможденный трупами. Никому не было пощады; всех убили дикари, за исключением двух, которым была оставлена жизнь, а именно: полковника Вискарры и капитана Робладо.
К дверям здания наносят всяческого горючего материала и поджигают его. В воздух вздымаются столбы дыма, озаренные красноватым пламенем. Загораются еловые столбы, поддерживающие террасу, трещат, падают внутрь, и крепость превращается лишь в груду дымящихся развалин.
Краснокожие воины не присутствуют при этом зрелище; они направились к городу. Месть их вождя еще не завершена. Они должны отомстить не одним только солдатам. Неумолимый вождь их поклялся уничтожить всю колонию!
Свою клятву Карлос сдержал. Еще до восхода солнца город Сан-Ильдефонсо стал добычей пламени, а стрелы, копья и томагавки завершили остальное: мужчины, женщины и дети сотнями гибли под развалинами пылающих жилищ.
Индейцам-тагносам была дарована пощада, но вако безжалостно истребляли белое население, и убежать успели лишь несколько креолов да те, которым позволили уйти. К числу последних относился и дон Амбросио, которому позволили выехать куда угодно и увезти с собой сколько можно из своих сокровищ.
За каких-то двенадцать часов город Сан-Ильдефонсо, крепость, миссия, дома, виллы и ранчо перестали существовать; и прекрасная цветущая долина претворилась в пустынный край.
Глава LXXI
Месть
Был полдень. Еще дымятся развалины Сан-Ильдефонсо, обитателей которого больше не существует, но большая площадь заполнена многочисленной толпой. Индейские воины стоят вдоль разрушенных стен, присутствуя при страшном зрелище, – при новом акте этой драмы мщения, когда завершается месть их вождя.
К ослам привязаны двое: они обнажены до пояса, а их обнаженные спины выставлены напоказ. На них нет развевающихся сутан, но их нетрудно узнать. Это отцы иезуиты из миссии. Их безжалостно стегают кнутом. Напрасно они испускают крики, извиваются от боли и страха и просят о пощаде – никто не внемлет их мольбам, их никто не слышит.