Белый Ягуар - вождь араваков
Шрифт:
Репартиментос
Поимка Канахоло на месте преступления и его признания сняли с меня вздорные обвинения в злокозненности моей души, но изобличить истинного преступника не помогли. Хитроумный шаман сумел выпутаться. Положение его в племени было непоколебимым. Все свидетельствовало против него, даже смерть Канахоло, но трусость, а вернее, запуганность, обитателей Серимы была так велика, что никто не смел возмутиться, и все готовы были принять на веру вздорные вымыслы шамана, распространявшего слухи о том, будто в истории с Канахоло не все чисто: кто знает, какими коварными средствами заставили этого дурачка
В кругу друзей у нас горячо обсуждалось, что делать дальше. В конце концов мы пришли к выводу, что даже теперь влияние шамана, хотя и подорванное, продолжает оставаться достаточно сильным, а уничтожение Карапаны представлялось нам невозможным, ибо неизбежно повлекло бы за собой в племени кровопролитные столкновения.
Взвесив все «за» и «против», мы вернулись к первоначальному плану — покинуть Сериму и немедленно начать для этого необходимые приготовления. Теперь уже весь наш род, как один человек, стремился поскорее оставить эти места и подальше уйти от злых козней Карапаны. В эти последние дни еще более укрепились узы дружбы и доверия между родом и мной, вера в общность нашей судьбы.
Вскоре же выяснилось, что и Серима стала не той, что прежде: она перестала быть единым, сплоченным сообществом людей, связанных единством образа мыслей. Едва туда просочились слухи о нашем отъезде, как многие из коренных жителей Серимы изъявили желание отправиться с нами, лишь бы вырваться из-под власти коварного шамана. Они вольны были так поступить, и никто не имел права запретить им перекочевать, ибо это не противоречило обычаям араваков. Однако это их желание, как и следовало ожидать, крайне обозлило Карапану и встревожило верховного вождя Конесо. С тем чтобы предотвратить развал племени, чего, собственно, оба и опасались более всего с первой минуты нашего появления, шаман в коварном своем мозгу вынашивал чудовищный план нападения на нас и поголовного истребления если и не всего рода, то, во всяком случае, главных его членов, не исключая Манаури и Ласаны. К счастью, наши доброжелатели своевременно нас предостерегли, и мы держались настороже, внимательно следя за каждым движением в Сериме, и, не выпуская из рук оружия, готовились к скорейшему отъезду.
В этот напряженный для обеих сторон момент неожиданно произошли события, в корне изменившие все наши как добрые, так и недобрые намерения.
В тот день, часа через два после восхода солнца, из рощи, отделявшей селение верховного вождя от наших хижин, вдруг выскочили два индейца и бросились по направлению к нам, чем-то крайне возбужденные. Поначалу мы решили, что это какой-то подвох. Но нет. Завидя нас, еще издалека бегущие стали громко выкрикивать какие-то малопонятные слова.
— Не обманывает ли меня слух? — обратился я к Арнаку, охваченный недобрым предчувствием. — Испанцы?!
— Да, они кричат об этом, — ответил тот дрогнувшим голосом.
В нашем лагере мгновенно поднялась тревога, и не было ни одной хижины, ни одного шалаша, из которых не выскакивали бы в смятении люди, обеспокоенные необычным происшествием.
Тем временем бежавшие, еле переводя дух и едва держась на ногах, оказались подле нас. Вид их был жалок: судя
— Испанцы!.. — только и смогли они произнести, тяжело дыша и бросая по сторонам испуганные взгляды.
— Где? — набросился на них Манаури.
— У нас в Сериме… Приплыли на лодках… Высадились на берег… Испанцы!
Весть тревожная, слово «испанцы» — будто гром с ясного неба. Не у одного из нас втайне екнуло сердце.
— Они напали на вас? Кого-нибудь убили? — продолжал допытываться Манаури.
— Нет, не напали, никого не убили.
— Наши успели бежать из Серимы?
— Нет, не успели. Испанцы захватили нас врасплох, никто их не заметил… Только немногим удалось убежать в лес.
— Испанцы стреляли?
— Нет, не стреляли, но на берег сошли сильно вооруженные, даже страшно смотреть!
— Сколько их?
Гонцы, все еще не отдышавшись, не могли назвать числа пришельцев: один говорил, их столько, сколько пальцев на обеих руках, другой утверждал, будто их в десять раз больше.
— Нет! — возражал первый. — Испанцев мало, остальные — индейцы…
— Из какого племени индейцы?
— Мы их не знаем, какие-то чужие.
— Сколько у них лодок?
— Пять.
— Большие?
— Да, итаубы.
— Не пять, а три, — уточнил второй гонец. — Три лодки.
— А зачем они явились, не знаете?
Они не знали и ничего не могли предположить, но утверждали, что испанцы хотя и не затеяли боя, но вели себя дерзко и грубо, как властные и злобные хозяева, а не как гости. Судя по их поведению, от них можно ждать лишь бед и несчастий…
Обменявшись взглядами с Манаури и Арнаком, я велел всем присутствующим взять оружие и немедля собраться возле моей хижины. К счастью, почти весь род наш был на месте, ибо и прежде жил уже в постоянной боевой готовности.
Не прошло и минуты, как на поляне собрались вооруженные воины нашего рода. Сейчас меня более всего занимал вопрос, откуда и с какой целью явились сюда испанцы. Поскольку Серима лежала в глубине леса, в нескольких милях от впадения Итамаки в Ориноко, то есть в стороне от больших водных путей, можно было предположить, что испанцы явились сюда не случайно, а с какой-то определенной и заранее обдуманной целью.
— Откуда же и зачем они явились?
Я велел Арнаку принести мне нашу карту и углубился в ее изучение. Но как я ее ни вертел, ничего путного придумать не мог. Рассматривая карту, тесным кругом обступили меня и наши индейцы. В числе их оказалось несколько воинов из других родов. Один из них, высокий, мускулистый и, судя по виду, опытный и немолодой уже воин, ткнул пальцем куда-то в карту, где тонкой нитью проходило среднее течение Ориноко, и произнес только одно слово: Ангостура.
Слово это вызвало среди индейцев заметное оживление. Они явно знали его.
— Что такое Ангостура? — спросил я.
Воин, первым произнесший это слово, выступил вперед:
— Белый Ягуар! Мы знаем, что такое Ангостура… Там испанцы! Они были здесь у нас давно, с тех пор прошло две сухих поры. Мы тогда приплыли сюда от горы Грифов, и они нас нашли. Грозили еще вернуться.
— Расскажи Ягуару, что они тогда сделали, — подтолкнул говорившего другой индеец.
— Что же они сделали? — спросил я.