Бемби (с илл.)
Шрифт:
Что-то зашуршало в кустах. Бемби быстро обернулся: перед ним стоял старый вожак.
Бемби сжался, готовый обратиться в бегство. Старый вождь глядел на него своими огромными, глубокими, пронзительными глазами.
— Ты был при этом?
— Да, — сдавленно проговорил Бемби: его сердце билось почти у самого горла.
— Где твоя мать? — спросил старый вожак.
— Я не знаю, — грустно ответил Бемби.
Старый вожак сверлил его своим взглядом:
— И ты не зовешь ее?
Бемби взглянул на полную достоинства
— Я могу быть один, — сказал он.
Старый некоторое время держал его на прицеле своих удивительных глаз, затем чуть мягче спросил:
— Ты тот самый малыш, который плакал, оставшись без матери?
Бемби смутился, но сразу овладел собой:
— Да, это я.
Старый смотрел на него молча, но Бемби почудилась ласка в глубине его взгляда.
— Ты выбранил меня тогда, старый вождь! — воскликнул он порывисто. — Ведь я боялся оставаться один. А теперь я не боюсь больше!
Старый смотрел все так же испытующе, но Бемби показалось, что он чуть приметно улыбнулся.
— Старый вождь, — осмелев, сказал Бемби, — что случилось сегодня? Кто такой этот Он, о котором все говорят?.. — Бемби осекся под взглядом старого, сверкнувшим темным огнем.
Старый смотрел мимо Бемби, вдаль, затем медленно проговорил:
— Умей слушать, умей чуять, умей смотреть. Умей сам познавать жизнь. — Он поднял венчанную голову. — Будь счастлив. — И, не прибавив ни слова, исчез…
Бемби остался один, ему снова взгрустнулось, но тут в ушах его прозвучали прощальные слова старого вождя: "Будь счастлив!.."
И незнакомое чувство гордости вошло ему в душу. Да, жизнь трудна и полна опасностей, но что бы ни ждало его впереди, он не боится жизни.
Бемби не спеша углубился в лес…
Со старого дуба, преграждавшего выход на поляну, медленно кружась, слетел лист. И с других деревьев то раздумчиво-плавно, то стремительно ввинчиваясь в воздух, облетали красные, желтые, в мрамористых разводах листья.
День за днем, день за днем…
Высоко над остальными ветвями, достигая чуть ли не середины поляны, простирался могучий сук старого дуба. На самом его конце, чуть покачиваясь на ослабевших черенках, два листка вели тихий разговор.
— Как все изменилось! — сказал один лист другому.
— Да, — подтвердил другой. — Многие ушли сегодня ночью. Кажется, мы последние остались на нашем суку.
— Никто не ведает, когда придет к нему конец, — сказал первый. — Помнишь, еще было тепло и ясно светило солнышко, и вдруг порыв ветра или хлест ливня нежданно-негаданно приносили гибель многим из нас, молодым и крепким. Разве знаешь, близок ли, далек ли твой конец?
— Сейчас солнце светит так редко, — вздохнул второй. — И свет его не прибавляет сил.
— Правда ли, — сказал первый, — правда ли, что, когда мы опадем, наше место займут другие листья, а за ними
— Правда, — прошептал второй лист. — Но не стоит думать об этом, это выше нашего понимания.
— И от этого становится так грустно… — добавил первый.
Они помолчали, затем первый, словно про себя, сказал:
— Но почему же мы должны опасть?
Другой спросил:
— А что будет с нами, когда мы опадем?
— Мы окажемся внизу.
— А что там, внизу?
— Не знаю, — отвечал первый. — Одни говорят одно, другие — другое. Разве узнаешь, где правда?
Они вновь помолчали, затем второй спросил:
— А там, внизу, мы будем что-нибудь чувствовать, сознавать?
— Кто может это сказать? Ни один не вернулся оттуда…
И снова наступило молчание. Затем первый лист с нежностью сказал:
— Не грусти так. Ты весь трепещешь.
— Ах нет! Я только чуть-чуть подрагиваю. Но ведь не чувствуешь себя так прочно, как прежде…
— Оставим этот разговор, — сказал первый лист.
— Что ж… оставим. Но о чем же нам тогда говорить?
Он умолк, затем проговорил тихо:
— И наш черед близок… Чей же раньше наступит черед?..
— Не будем об этом, — сказал первый лист. — Давай лучше вспомним, как хорошо, как удивительно хорошо было нам раньше! Помнишь, как грело солнце, как бурлили в нас соки жизни? Помнишь? А живительная роса в утренние часы? А мягкие, чудесные ночи?..
— Сейчас ночи ужасны, — заметил второй. — И длятся бесконечно.
— Мы не должны жаловаться, — сказал первый лист, — ведь мы всех пережили.
— Я правда очень изменился? — жалобно спросил второй лист.
— Нисколько! — убежденно сказал первый. — Ты нисколько не изменился. Это я пожелтел и сморщился, а ты — ты все такой же красавец.
— Ах, оставь! — прервал первый.
— Нет, правда! — пылко воскликнул второй. — Ты красив, как в первый день. А маленькие желтые прожилочки, еле-еле приметные, очень тебе идут. Уж поверь мне!
— Спасибо тебе, — растроганно прошептал второй. — Я тебе не верю… не совсем верю… Но спасибо за твою доброту. Ты всегда был так добр ко мне! Я только сейчас понял, какой ты добрый.
— Замолчи! — сказал первый и замолчал сам, потому что боль его была слишком сильна. Так, в молчании, прошли часы. Порыв мокрого ветра просквозил лес.
— Ах, вот оно!.. — проговорил второй лист. — Я… — Он потерял голос и, мягко оторвавшись от сука, полетел вниз.
Настала зима…
Мир неузнаваемо изменился. И нелегко было Бемби приспособиться к этому изменившемуся миру. На смену прежнему богатству пришла нищета. Бемби считал чем-то само собой разумеющимся, что его окружали избыток и довольство, что он никогда не знал недостатка в еде, что спал он в прекрасной, убранной зеленью хижине и разгуливал в красивой, гладенькой красной шубке. Но теперь все стало по-иному…