Бен среди людей

Лессинг Дорис Мэй

Бен понял, что новый друг, который собирается о нем заботиться, хочет снять его в фильме: он настоящий актер. Бену не нравилось кино, от него слепило глаза и становилось плохо. Алекс отвел его в кинотеатр, тщательно подобрав фильм, словно для ребенка: хороший крепкий сюжет, волнение, опасность. Но Бен сидел с закрытыми глазами, иногда ненадолго открывая их, в надежде что-нибудь разглядеть, но ничего не видел, потому что не мог переносить яркие вспышки света.

Алекс повел Бена к окулисту, чтобы ему выписали очки, поскольку был уверен, что темные не подходят. Бен предпочитал сумерки дневному свету, никогда не сидел на солнце, часто прикрывал глаза, щурился. Этот окулист тоже обеспокоился. Когда он вышел из лаборатории, чтобы поговорить

с Алексом, поскольку пообщаться с Беном не получилось, то сказал, что у Бена необычные глаза. Плохо адаптируются к изменению света. Представление врача о Бене походило на мнение той девушки, которая считала его неудавшимся лабораторным экспериментом, но ему не хотелось об этом говорить, чтобы не впутаться в неприятности. Он сказал, что темные очки подходят Бену так же, как и любые другие, но предположил, что очки светлого оттенка лучше, чем очень темные. У Бена сильно слезились глаза; он скалился — от смущения, подумал окулист, но Алекс уже уяснил, что означал этот широкий оскал.

Когда Алекс узнал, что комната Бена оплачена еще на неделю, узнал про деньги в сейфе, ему стало легче. Каждая мелочь была полезна. Надо раздобыть где-нибудь денег на проект. Он часами разговаривал по телефону с Лос-Анджелесом, Нью-Йорком, другими городами, где рождалось кино, и, наконец, убедил продюсера, финансировавшего его предыдущий проект, дать ему необходимую сумму. У него не было единого сюжета: он придумал несколько. Когда Алекс описывал Бена, его голос был достаточно загадочным, удивленным и возбужденным, чтобы добиться финансирования проекта.

Теперь Алексу надо придумать сюжет. Проблема в том, что ему не приходило в голову ничего столь же привлекательного и своеобразного, как то видение с существами, которые собрались у входа в пещеру и смотрели сквозь пропасть времени — возможно, сквозь миллионы лет — в лицо Алексу, как он считал, их потомку. Если он им являлся. У него в теле где-то спят их гены? У него с Беном есть общие гены? Иногда Алексу казалось, что, конечно, есть, но в некоторые моменты понимал, насколько Бен ему чужд. Алекс тихонько повторял про себя, что Бен не человек, даже если большую часть времени ведет себя по-человечески. Но он и не животное. Он — какой-то атавизм. Если племя древних людей скорее похоже на животных, как Бену удавалось жить по-человечески — по крайней мере, большую часть времени?

Алекса беспокоило, что когда он снимет фильм и все это закончится, Бен останется, и за ним надо будет приглядывать. Пока все шло нормально. Бен проводил время с Алексом днем и иногда вечером. У Алекса были друзья на побережье и в городишках, расположенных на холмах, он пытался брать Бена с собой в гости, но эти встречи проходили тяжело, с напряжением, так что он прекратил попытки. А что делал Бен вечерами, когда Алекс уезжал? Осторожно ходил по городу, будто охотясь или преследуя кого-то, и искал женщину. Нашел, но его снова назвали beteили cochon,и Бен понял, что его отвергают.

Но вдруг у Алекса появилась идея. Вернуться в Южную Америку и снимать там. На этот раз — в Бразилии. У него там были связи, Алекс даже снял там короткометражный фильм и поставил пьесу. Он поместит сюжет не в Северной Европе, которая больше ассоциируется с карликами, гномами, троллями, домовыми и более хрупкими существами — феями и эльфами, — Алекс избавится от этого груза, он поедет на юг, в леса, где… Но Алекс не разработал сюжет, в голове не зародилась никакая фабула. Он отправится в Рио и отвезет Бена в те леса, где летают бабочки размером с дрозда, где история такая же древняя и дикая, как и в Европе, — и тогда пусть к нему приходят видения.

Он описал Бену Южную Америку, Бразилию и Рио. Как всегда, ему было неизвестно, что Бен понял. Он привык следить за появлением ухмылки, которая так много говорила. Бен спросил, полетят ли они на самолете, и рассказал, что летал на аэроплане, на маленьком. Описал,

как рассматривал Лондон сверху. Видел район, где живет старуха, и улицу, на которой работал Джонстон — раньше работал, а потом уехал. О самолете из Лондона до юга Франции Бен не упомянул, потому что его так и не убедили, что он в нем летел. Бен спросил, далеко ли Бразилия? Далеко откуда? — хотел бы знать Алекс, но спрашивать не стал. Его мучила совесть за то, что он делает. Тогда он пообещал себе, что проследит за тем, чтобы Бен вернулся либо сюда, либо в Лондон, где о нем позаботятся друзья.

Итак, Бен забрал оставшуюся пачку денег, и они вдвоем полетели в Рио-де-Жанейро.

***

Но все оказалось не так просто. Во-первых, пришлось лететь во Франкфурт, а там пересаживаться на самолет в Рио. Бен стоял в очереди, Алекс перед ним, держа в одной руке паспорт, в другой сумку. На улице средиземноморское слепящее солнце отражалось от оконных стекол, машин, листьев, облаков. Бен держал глаза полузакрытыми, даже несмотря на то что был в темных очках, и все время скалился. Может, я еду домой? — думал он, ожидая у стойки регистрации, Алекс стоял рядом с ним, он сказал, что Бену нужно место у окна. В этот раз, когда они зашли на самолет, Бен осознал, что он в самолете, и у иллюминатора, рядом с Алексом он сумел сопоставить то, что видел сейчас, с тем, что было видно с самолетика, на котором он летал над Лондоном. Потом самолет обволокло облако, пришлось смотреть на белое, оно светилось, и от него было больно. Бен закрыл глаза, откинулся на спинку, и Алекс сказал ему:

— Лететь всего один час, Бен. — Он имел в виду до Франкфурта, а там все повторилось снова: толпа, эскалаторы, яркий свет, ходьба по коридорам, потом ожидание у выхода с посадочным талоном в руке. Бен жался к Алексу, скалился.

Алекс смотрел на своего измученного товарища с сомнением и опасением. Он бы похлопал его по плечу — «все нормально, Бен, вот увидишь», — но вчера, когда Алекс по-дружески шлепнул Бена, то заметил, что его зеленые глаза сузились, закипела ярость, и кулаки… Алекс даже не знал, как близко был к тому, чтобы эти громадные руки раздавили его, а зубы впились в шею. Хотя он понял, что ситуация опасна.

От ярости у Бена перед глазами все побагровело, а кулаки налились убийством — он еле подавил ощущение опасности, еле сдержался. Бен знал, что ни в коем случае нельзя проявлять свою ярость, но Алекс-то его ударил… горе, которое затаилось в нем с тех пор, как не стало старушки и Джонстона с Ритой тоже, сопровождала ярость. Бену сложно было понять, чего ему хочется: вопить и выть от боли или крушить все вокруг и убивать.

Длинные идущие вниз коридоры с поворотами вели к двери в салон самолета: Бен никак не мог поверить, что это самолет: такой он большой. Бен даже не мог понять, насколько он огромен. До Бена дошло, что он летит не домой, а куда-то еще, в голове мысли постоянно боролись за то, чтобы сохранить контроль, и теперь Бен говорил себе, что его обещали отправить домой, но предали, и Алекс в этом предательстве участвует. Бразилия. Что такое Бразилия? Почему он летит туда? Почему он должен сниматься в кино?

В этот раз он не стал смотреть в окно, так как знал, что увидит лишь белые облака и болезненный блеск. Лететь одиннадцать часов — что Бену делать все это долгое время в скованном состоянии? Они летели эконом-классом: Алекс не мог позволить себе расточительства.

Принесли напитки. Алекс велел Бену выпить воды, и он выпил. Может, дать Бену снотворного? Но, возможно, его организм не воспринимает лекарств: все равно, что кошке дать человеческое болеутоляющее или снотворное, ему может стать плохо, он может даже умереть. Но проблема решилась сама собой, Бен снова заснул, вцепившись в ремень безопасности, который терпеть не мог. Нагрузка на организм была слишком велика, Бену трудно было ее переносить, иногда во время полета он просыпался, осматривался и снова засыпал.