Бендиго Шефтер
Шрифт:
Глава 30
Три месяца в городе было спокойно. Выпал глубокий снег, проезжих почти не было, и я помогал Каину со шпалами. Его лесопилка вовсю работала для строительства железной дороги, а я валил лес возле Уинд-Ривер.
Еще до снегопадов обозы переселенцев стали появляться все реже, а состав их был все жиже, и всем нам казалось, что это неспроста. Не только оттого, что близится зима. Наверное, многие переселенцы решили ждать пуска железной дороги.
С последним обозом прибыли измученные, убитые горем люди. На них напали
Мы с Этаном и Стейси Фоллетом сидели у Папаши Дженна, когда в салун вошел их старший. Мы пригласили его присесть.
— Мы сдаемся, — сказал он. — Сил нет тащиться по пустынным местам и все такое. Через Сьерру переходить поздно, так что мы решили остановиться.
— Ничего не поделешь, — сказал я. — Как у вас с едой?
— Еды полно, хоть часть и сгорела, когда напали индейцы. У меня-то брат в Техасе. Он все уговаривал меня приехать к нему, чтоб вместе работать, но я прямо помешался на Калифорнии. А теперь… пожалуй, продам все свое добро, сяду на коня и махну к брату.
— А что будет с остальными?
— Четверо или пятеро завтра утром двинут на юг. Хотят добраться до железной дороги и там переждать зиму. Две-три семьи останутся здесь, если получится. У нас есть один актер, Миллер Пайн, так он не может ехать дальше — легкие плохие. Человек он хороший, сами убедитесь. Знает тысячу историй, одна другой краше. Шериф, — обратился он ко мне, — у нас там разные люди, хорошие и не очень, но всем нужны наличные. Если они у вас есть, вы можете заключить неплохую сделку с любым, а я первый.
— Что же вы продаете?
— Четырех заморенных волов и шесть мясных коров. Четыре из них молодые телки, к весне очухаются. Еще у меня есть дровяная печка, кое-какой инструмент, кухонная утварь и печатный станок.
— Что-что?
— Печатный станок. Я-то сам к этому делу… ну, никакого отношения. А в Ларами, там, где форт, я наткнулся на одного парня. Он раньше был издателем. Деньги у него кончились, и вышло, что ему в Калифорнии будет не до газет. Станок он мне отдал за кусок бекона, десять фунтов бобов и никудышного мула.
Я посчитал в уме, сколько у меня имеется денег — оказалось, немного. А сколько им нужно? Наверное, прилично. Я пошел к фургонам.
Было бы большой глупостью, если бы они отправились дальше. В ущелье метели случаются редко, но в Неваде их бы замело по самую макушку, а перебраться через Сьерра-Невада до весны невозможно. Они мне напомнили нас самих, какими мы были когда-то, только без Рут Макен и Каина.
Их коровы выглядели прилично — они шли себе и шли, а трава по пути попадалась хорошая. Лошади и волы, которые тащили фургоны, были, как и люди, измотаны и загнаны до предела. Послушав их рассказы, я понял, что хлебнули они достаточно. То и дело — стычки с индейцами, одна семья вместе с фургоном утонула в реке; стадо бизонов затоптало на бегу несколько коров и одного из людей, другой, с переломанной рукой и ногой, остался жив…
— Я не хочу наживаться на чужом горе, — сказал я. — Но если я что-то покупаю, то покупаю дешево. С наличными у нас туго.
— Мы все обсудили. Семьям, которые останутся, понадобится все их имущество. Ну а те, кто поедет дальше, нуждаются в пище и деньгах, чтобы в кармане была хоть пара долларов, когда они доберутся до места.
Поторговавшись, я купил четырех волов, двух телок и кое-какую мелочь. Под конец наши все разобрали, осталась только одна вещь — печатный станок. Владелец его сказал:
— Я не стану мучить лошадь и тащить такую тяжелую штуковину. Давайте мне десять долларов, и она ваша.
А почему бы и нет? Признаюсь, я был увлечен этой машиной, хоть у меня не было подходящей бумаги, да и не видал я никогда, как она работает. Словом, я лишился еще десяти долларов.
— Городу вроде вашего обязательно нужна своя газета, — заявил продавец. — И теперь вы сможете начать это дело.
Через неделю я нанял погонщика и запряг волов, чтобы они таскали бревна на лесопилку. Весной я начну перевозить на железную дорогу готовые шпалы. Печатный станок я пристроил на сеновал к Джону Сэмпсону, чтобы не ржавел. Но мысли мои то и дело к нему возвращались. Сколько всего можно сделать, имея печатный станок!
Была спокойная и холодная зима.
Мы устроили вечеринку в помещении лесопилки — танцевали кадриль, а потом был «ужин в коробках». Каждая из наших леди приготовила ужин и спрятала его в коробку. Коробки продавались на аукционе, а деньги должны были пойти на новый сборник церковных гимнов. Покупателю коробки представлялось право съесть ее содержимое на пару с той, которая его готовила.
К тому времени и хорошие стряпухи, и самые красивые девушки были уже известны. Лорна отвечала всем требованиям, и ее коробка ушла за самую высокую цену — ее купил Миллер Пайн.
Я вышел во двор и, слушая, как веселая музыка разносится по снежной пустыне, всмотрелся в даль, где темная полоса дороги разрезала надвое белое пространство. Славная вечеринка! Вдруг дверь распахнулась, до меня долетела волна смеха, а потом кто-то начал петь. Это был голос Пайна, и пел он — что бы вы думали? — «Дом, милый дом»! Эту песню когда-то пела Нинон.
Где она сейчас? Ей ведь уже скоро пятнадцать… а может, и побольше. До войны девушки с Юга в таком возрасте уже выходили замуж.
Подошла Лорна.
— О чем ты думаешь, Бен?
— Мне одиноко.
— Это заметно. Знаешь, Миллер Пайн ее видел. Он видел Нинон.
— Видел? Где?
— Несколько месяцев назад он играл в Новом Орлеане, и Нинон с семьей была на представлении. Кто-то из их труппы вспомнил, что она тоже актриса, и показал ее. Он говорит, что большей красавицы он никогда не встречал.
— Она всегда была такой.
— Вот и съезди ее навестить. Она была в тебя влюблена, ты ведь знаешь.
— Тогда она была совсем ребенком. Ну да, я ей помог, спас, можно сказать, но она-то, она — сочинила из этого Бог знает что. А теперь небось обо мне позабыла.