Бендиго Шефтер
Шрифт:
— Ты его видел, Урувиши?
— Один раз… я был папус, совсем маленький. Мой отец молился там Великому Духу.
Он слегка повернул ко мне лошадь.
— Я думаю, это на самом деле Лечебное колесо… это сильное лекарство. Думаю, много лун и много жизней тому назад люди приходили туда молиться. Они сидели и думали на траве вокруг Колеса. На некоторых скалах есть каменные стрелы, они показывают туда дорогу.
— Выходит, его построили очень давно?
— Очень, очень давно… Когда охотились на зверей с длинными носами и длинными зубами. Тогда люди вырезали из
— Что это за звери с длинными носами?
— Больше бизонов и с длинной шерстью. Когда они настораживались, то задирали носы. Люди, которые жили до моего народа, охотились на них со стрелами, загоняли в болота и побивали камнями. Люди ели их мясо.
— А сейчас они ходят к Лечебному колесу?
— Ходят.
— Зачем?
— Там чары. Никто не знает какие… они есть, и все. Знают шайены, они строят свои волшебные вигвамы наподобие Колеса.
— Ты отведешь меня туда, Урувиши?
— Я старый, а путь туда далек. Но я хотел бы еще раз увидеть Колесо перед смертью. Если Великий Дух не придет за мной раньше, то, когда сойдет снег, мы поедем.
— Он слишком стар для этого, — проворчал Коротышка Бык. — Он там умрет.
Урувиши пожал плечами.
— Ну, умру… а кто живет вечно? Мои дни уже закончились. Мне казалось, что пора умирать, и я спел свою песню смерти. Но тут пришел этот бледнолицый и не сказал: «Сиди у огня, старик», а сказал: «Поехали со мной». И я снова как молодой. Всю жизнь, которая во мне, дал мне он. А где же мне умирать? Сидя у огня? Мне, который убил великого медведя, охотился на бизонов и волков, прогонял племя черноногих обратно в их каньоны! Разве я могу сидеть как старая скво, дожидаясь смерти? Я воин! Я вождь! Когда я поднимал дубинку, мужчины разбегались! Брался за лук, и трепетали медведи! — Он зыркнул на меня, его глаза блестели. — Эти молодые! Что они понимают?
— Тогда едем, старик. Снег сойдет, и отправимся!
Мы поднимались все выше вдоль стены каньона. Далеко внизу, окаймленный льдом, шумел поток. Вдруг мы увидели следы — здесь прошло не меньше полдюжины оленей. Вслед за Урувиши мы поехали по следам.
С тяжелых еловых лап падал снег. Мы осторожно ехали друг за другом. И вдруг увидели их. Олени неторопливо пересекали ложбину в нескольких сотнях ярдов впереди и футов на триста книзу. Мне очень хотелось выстрелить, однако я понимал, что снег и разница в высоте обманывают меня в расстоянии. Ветер дул от них к нам. Мы медленно ехали следом, а олени уже скрывались в леске по ту сторону ложбины. Через несколько минут мы уже пересекали ту же ложбину. Вдруг Урувиши резко остановился и показал ветку, на которой не было снега.
— Пума! — сказал он.
Видно, зверь затаился на ветке, поджидая оленей, но они прошли стороной, и теперь он крался за ними. Следы пумы петляли перед нами: порой она шла параллельно оленям, порой — прямо по их следу. Потом мы снова их увидели — олени щипали скудную траву на склоне, с которого сошел снег. Кошки нигде не было видно.
— Большая пума, — сказал Коротышка
— Можно, я ее найду и пристрелю? — спросил Буд.
— На что она нам? Нам нужен олень.
— Ты же сам говорил, что у пумы хорошее мясо, — заспорил Буд. — Стейси Фоллет и Этан говорят то же самое.
— Может быть, — сказал я. — Но нам ее мало. Нам нужна пара оленей, по крайней мере пара.
Ветер по-прежнему дул в нашу сторону, и мы подобрались еще ближе. Пумы мы не видели. Вряд ли она бы на нас напала, хотя бывали случаи, когда, изголодавшись, дикие кошки набрасывались на людей. Мы скорее опасались, что она спугнет оленей.
Я и Этан спешились, Коротышка Бык тоже.
— Буд, оставайся с Урувиши.
— Ох, Бен! А я хотел…
— Буд, нам нужно мясо. Охота — не развлечение. Добудем парочку оленей, тогда стреляй.
— Бен, — продолжал канючить он.
— Нет, — жестко сказал я. — Держись старика. Учись у него. Я у него учился, и тебе это не повредит.
— Ну ладно, — проворчал он, уступая.
Мы нацепили снегоступы и потихоньку двинулись вперед. Олени спокойно пощипывали траву. Если их не потревожить, они наедятся и отправятся в укромное место отдыхать. Мы осторожно подбирались все ближе, Коротышка Бык прошептал:
— Надо было взять с собой старика. Он бы их заколдовал, тогда добыче никуда не деться.
Наконец я нашел подходящую точку. Обзор был свободен, ветки не мешали, а до оленей оставалось каких-то сто пятьдесят ярдов.
— Я остаюсь здесь, — прошептал я. — И беру самца, вон того, с большими рогами. А если получится еще выстрел, — второго, что пасется в стороне.
Коротышка Бык с Этаном потихоньку двинулись дальше. Наконец Этан остановился и поднял руку, давая нам понять, что он готов. Коротышку Быка мне не было видно, потом он возник буквально в семидесяти ярдах от оленей.
И вдруг одна самка подняла голову. Посадка головы и трепет ее ушей говорили о том, что она что-то почуяла.
Я прицелился в шею самцу, легко выдохнул и нежно нажал на спуск. Винчестер дернулся у меня в руках, а самец сделал гигантский прыжок вперед. Я знал, что не промахнулся, и в развороте с ходу поймал на мушку второго оленя в прыжке. Я нажал на спуск точно в тот миг, когда дуло моего ружья смотрело в цель.
Эхо моих выстрелов утонуло в грохоте винтовки Этана 50-го калибра и в звонком «бэмс!» ружья Коротышки Быка.
Мой большой самец лежал, роя снег рогами. Второй исчез в чаще. Этан и Коротышка уложили еще двух. Сегодня у нас будет свежее мясо.
Мы подошли поближе. Я посмотрел вслед своему второму оленю — на снегу алели пятна крови. Похоже, я угодил в легкое. Надо было целить выше.
— Я пошел за другим, Этан, — сказал я. — Я его подстрелил.
Подъехал Буд с нашими лошадьми.
— Он, наверное, уже далеко убежал. Оставь его.
— Буд, нам нужно мясо, но убивать зверя нужно чисто, — сказал я. — Зачем животному страдать?
Он это и сам понимал, но нужно было, чтоб он еще раз услышал это от меня. В этом и состоит учение — повторяй, пока что-то накрепко не засядет в голове.