Бенвенуто Челлини
Шрифт:
Выволочка была сделана прилюдно, вокруг стояла свита и, видя гнев короля, «дрожала от страха за меня». Сам же Бенвенуто, по его заявлению, не боялся ни чуточки, потому что был уверен: все это «стращание» — не более чем желание угодить госпоже Тамп, а сам король как любил своего мастера, так и будет любить. Он встал на одно колено, поцеловал край платья короля и начал:
«— Священное величество, я подтверждаю, что все, что вы говорите, правда; но только я ему говорю, что сердце мое было постоянно, день и ночь, со всеми моими жизненными силами направлено единственно к тому, чтобы повиноваться ему и служить ему; а все то, что вашему величеству кажется, будто
Конечно, он оправдался. И дверь, и вазы, и солонку, и нимфу, и победы он делал по желанию короля, вот только «головы он сделал сам от себя, чтобы испытать французские глины, каковых я, как чужеземец, совсем не знал». Не преминул так же сообщить, что «колосса он делал за счет своего кошелька». Длинную речь Бенвенуто закончил почтительными, но, прямо скажем, не по чину самолюбивыми словами:
«— Узнав теперь, что Богу не было угодно удостоить меня столь почетной службы (делать колосса. — Авт.), я у вас прошу, чтобы взамен той почетной награды, которую ваше величество предназначило моим трудам, оно мне просто уделило немного благоволения и отпустило меня на волю; потому что, если оно меня этого удостоит, я в тот же миг уеду, возвращаясь в Италию, вечно благодаря Бога и ваше величество за те счастливые часы, которые я провел в его службе».
Вот здесь король разозлился всерьез. Вначале он был сдержан, поднял мастера с колен, похвалил дверь: «Если бы для рая нужны были двери, то лучшей не найти», но, услышав, что Бенвенуто опять канючит об отъезде, «приказал громким и устрашающим голосом», чтобы тот молчал и думать забыл об отъезде.
Размолвка была короткой, «помирились», Бенвенуто показал новые «красивые вещи», король опять назвал его mon ami, были отданы деньги, «которые я истратил из своих, какая бы сумма ни была, раз только я напишу ее собственной рукой». Но показателен разговор, который случился вскоре между королем, госпожой Тамп и графом де Сан-Полем де Бурбоном — близким другом короля, когда-то он вместе с Франциском был в плену после поражения при Павии. Король пожаловался в этой компании, что поручил художника заботам кардинала Феррарского, но кардинал забыл о своих обязанностях, и теперь есть опасения, что Бенвенуто уедет из Франции. Граф де Сан-Поль, он благоволил Бенвенуто, тут же отозвался:
— Поручите его мне, и ваш Бенвенуто никогда не уедет из вашего королевства.
— С удовольствием поручу его вам, если вы мне подскажете способ, каким Бенвенуто можно остановить.
— Я бы его повесил за горло, — со смехом сказал граф, — и он бы навсегда остался с вами.
Госпожа Тамп пришла в веселье, король тоже оценил шутку.
— Я вполне с этим согласен, — сказал он, — если вы подыщете достойную замену.
Бенвенуто пишет, что граф с большим искусством, по-французски, оказал ему услугу, обратив все в шутку, но и в шутке есть доля правды.
За годы, проведенные во Франции, Бенвенуто не только завел кучу врагов, но с его размашистостью, буйством, абсолютной уверенностью в своей правоте и в лучшем случае безразличием, а иногда и презрением к французам, которых называл «эти народы», он смертельно надоел и друзьям. Каждый из нас живет со своей правдой. Человеку свойственно поступать справедливо, но понятие справедливости у каждого свое. Справедливость вообще жесткая вещь. С моей точки зрения, такая, скажем, молитва «Господи, одного прошу, рассуди нас по справедливости» очень опасна. Вдруг небеса внемлют твоей мольбе, и ты опомниться не успеешь, как очутишься у разбитого корыта. Все мы обижаем и унижаем людей, не замечая этого, — поступком, чаще словом, иногда многозначительной улыбкой: мол, я-то знаю истину, и улыбка может ранить.
Дьявол кроется в деталях
С испанцами Франция замирилась, а с англичанами война продолжалась, и не было видно ей конца. По приказу короля Пьетро Строцци «повел наши галеры в эти английские моря». Редкий случай, когда Бенвенуто пишет о военных и политических событиях в стране, да еще называет ее «нашей».
Пьетро Строцци, сеньор д'Эперне (1510–1558), был известным флорентийским кондотьером, а затем маршалом на службе Франции. По матери он был потомком Лоренцо Великолепного и приходился двоюродным братом Екатерине Медичи, воспитывался с ней в одном доме, и будущая королева всегда видела в нем родного брата. Пьетро Строцци принимал участие во всех военных кампаниях, которые вела Франция в 1540–1550 годах. Был убит выстрелом из аркебузы в 1550 году при осаде.
Французские галеры на страницах книги появились для объяснения вынужденного безделья Бенвенуто. Заказов не было, денег не было, серебра на светильники тоже не было, от короля уже несколько месяцев не было никаких известий. Бенвенуто уволил всех своих работников, кроме Асканио и Паголо. Они-то и сделали под присмотром Бенвенуто две красивые серебряные вазы. Он подчеркивает, что вазы были сделаны из его собственного серебра. С этими вазами он и поехал в Нормандию в Аржантон в надежде встретиться там с королем.
Приехав в Аржантон, Бенвенуто тут же представился кардиналу Феррарскому и высказал просьбу о высочайшей аудиенции, но кардинал остудил его пыл: король болен — ждите. Ждать пришлось много дней, и все-таки Бенвенуто пробился к королю. Вазы их величеству понравились, наш проситель решил высказать свою просьбу.
— Соблаговолите сделать мне такую милость, отпустите на некоторое время в отечество. Вы удостоили этой милости Приматиччо, поэтому я и рискнул просить вас об этом. Сейчас время не ваять, а воевать. Я вернусь по первому вашему требованию. Здесь я оставляю невыплаченного мне за семь месяцев жалованья. Если будет на то возможность, вы соизволите приказать мне потом все оплатить, если деньги понадобятся мне для возвращения.
Король хмуро слушал эти речи, рассматривал вазы и время от времени «пронзал меня этим своим ужасным взглядом».
— Бенвенуто, вы великий чудак. Отвезите эти вазы в Париж. Я хочу иметь их позолоченными, — сказал он вдруг и с этими словами вышел.
Кардинал Феррарский во время разговора стоял рядом, Бенвенуто к нему бросился с мольбой:
— Раз уж вы спасли меня из замка Святого Ангела, а после не раз осыпали благодеяниями, сделайте еще одну милость — помогите получить разрешение съездить во Флоренцию.
Странно читать, что Бенвенуто ставит в один ряд два события — избавление от страшной темницы и отъезд из собственного замка. Видно, Бенвенуто действительно нужно было уехать из Франции. Кардинал на удивление быстро согласился: конечно, поезжайте с Богом, я «отлично поддержу вас перед королем». Договорились так: Бенвенуто сейчас возвращается в Париж и ждет там неделю. За эту неделю кардинал «испросит милости у короля». Если король не отпускает Бенвенуто, кардинал тут же напишет об этом, но если писем от кардинала не будет, значит, все хорошо — можно ехать.