Берег черного дерева и слоновой кости (сборник)
Шрифт:
В городе Луанда нет другой воды для питья, кроме той, которую берут из Бенго. Вода эта вредна, потому что русло реки наполнено тиною: жители сбрасывают в нее всякого рода нечистоты; там же перегнивают листья, падающие с деревьев, и даже самые деревья; все это в соединении с трупами крокодилов отравляет воду смертоносными миазмами, которых не могут устранить никакие очистительные машины.
Население Луанды доходило в XIX веке до 5152 человек.
С тех пор, как запрещена торговля неграми, у негоцианта нет других предметов торговли, кроме воска и масла, что, конечно, не имеет большого значения. Доходы заключаются
Остров Луанда, на расстоянии нескольких сот метров от берега, находится почти напротив города того же имени и богат превосходной пресной водою. Достаточно сделать ямку в фут глубиной, чтобы в песчаной почве показалась чистая и превкусная вода. Всего замечательнее то, что эта вода, оставаясь в яме на открытом воздухе в течение двадцати четырех часов, становится соленой, так что приходится рыть новую яму. Жители уверяют, что это морская вода, которая становится пресною, просачиваясь сквозь песок.
Окрестности города мало лесисты: растительность бедна, что способствует болезням, производящим большие опустошения среди туземцев и приезжих. Дожди, очень редко выпадающие в другие времена года, в марте и апреле льют ручьями. Таким образом на низменностях и в болотах накопляется много воды, которая делается стоячею и, высыхая, дает вредные испарения.
Одной из главных причин частых эпидемий в Луанде является скопление многочисленных невольников в каждом доме; в такой толпе нет возможности соблюдать самые простые правила гигиены, и болезни быстро распространяются.
Другая, не менее могущественная причина смертности — излишества, которым предаются жители. В Луанде не существует никаких общественных развлечений; за это лишение люди вознаграждают себя крайним невоздержанием в пищё. У богатых людей каждый день пиры и кутежи. Все кушанья приправляются пряностями и подаются в очень горячем виде. Лучшие вина из Опорто и Лиссабона льются рекой. Женщины еще невоздержаннее мужчин и охотно принимают участие в пиршествах, которые всегда кончаются сценами, оскорбительными для чувства чистоплотности. Женщины редко выходят из дому, но пользуются каждым случаем, чтобы как-нибудь позабавиться в своем однообразном существовании. У коренных жителей зато развлечения куда наивнее.
Негр — страшный любитель пляски и прекрасный, хотя и непризнанный танцор; при малейшем звуке тамтама или батука он начинает подпрыгивать. Вот каким образом проходит обыкновенная пляска: участвующие в ней составляют полукруг; один из участников выходит на середину, начинает кривляться, судорожно подергиваться и кружиться, потом подбегает к какой-нибудь женщине и грудью ударяется прямо о ее грудь; женщина, увидав его приближение к себе, так выпячивается, что столкновение двух тел заглушает даже музыку. Затем женщина оставляет свое место, выходит в середину круга и, покружившись, вызывает какого-нибудь мужчину точно таким же способом, каким только что вызвали ее. Пляска продолжается до тех пор, пока хватит у музыкантов силы. На всех пирах, на всех церемониях, при рождении и на свадьбе, эта пляска — неизбежная принадлежность праздника. В некоторых местностях даже похороны сопровождаются плясками.
Все население Анголы можно разделить на европейцев, негров и мулатов. Первый разряд состоит
Сан-Фелипе, столица Бенгелы, находится в еще худшем положении, чем Луанда; тут едва ли можно насчитать три десятка белых. Почти все они на службе у правительства и получают очень скудное жалованье; все они стараются улучшить свое положение прибылями, доставляемыми тайным покровительством запрещенной торговле. Бухта, где «Оса» стала на якорь, известна жителям Бенгелы под именем Рио-дас-Мортес, то есть «реки мертвецов».
Король Гобби. — Тревога
На другой день по прибытии «Осы», еще до солнечного восхода, все люди на шхуне были разбужены оглушительным концертом.
Король Гобби, несколько дней поджидавший их в лесу с шестью или семью сотнями невольников, нетерпеливо желая приступить к обмену товаров, послал придворных музыкантов сыграть серенаду своим добрым друзьям-европейцам.
Мигом все были на ногах и при бледных лучах рассвета увидели человек двадцать негров, присевших на корточки: одни из них, словно бешеные, колотили в горлянки, покрытые шкурою обезьяны, а другие что было силы пыхтели в трубы, сделанные из молодого бамбука.
Вскоре появился сам Гобби, окруженный своими женами, царедворцами, сотнею воинов, вооруженных кремневыми ружьями, и тремя гангами, или жрецами великого идола Марамба… Все тут было: двор, знатное воинство и духовенство… Жены освежали Гобби, обмахивая его опахалами, и веселили пением и плясками; царедворцам же, исполняющим долг службы при королевском величестве, вменялось в специальную обязанность заботиться о его туалете и наливать для него алугу, иначе говоря, тафию; кроме того, долгом службы предписывалось им либо хохотать до конвульсий, либо выражать судорожное отчаяние, смотря по тому, был ли весел или печален их король.
Самая завидная должность, с которою были соединены величайшие преимущества, заключалась в звании носителя трубки; этот высокий сановник, находясь в близких сношениях с королем, имел постоянно случай что-нибудь подцепить от него для себя и своих: ему доставались остатки в бутылке с тафией, когда всемилостивый Гобби благоволил не разом ухнуть все до дна; он питался объедками с королевского стола, донашивал ветхие мундиры и был главным раздавателем — вроде канцлера — ордена Звезды Сардинки.