Берег черного дерева и слоновой кости (сборник)
Шрифт:
— Опять упреки! — пробормотал Ингольф. — Жаль только, что этим ты делу не поможешь и не изменишь направления ветра. Это было бы спасением…
— Что ты сказал: спасением?!
— Ну да, если через полчаса ветер не переменится — мы погибли.
— Погибли?!
— Я уже испробовал все средства, и скоро нам останется одно: рубить мачты.
— Но твоя опытность! Неужели она тебе ничего не подскажет?.. Как можешь ты рассуждать так спокойно?.. Твое хладнокровие приводит меня в бешенство!..
— Моя опытность здесь
— Значит, у нас нет никакой надежды на спасение?
— Нет, если только в ближайшее время ничего не случится.
— Неужели ты надеешься на чудо?
— Нет! Но ветер капризен, как женщина. К тому же на море трудно что-нибудь предугадать. Стоит, например, тем тучам на западе пролиться дождем, и море успокоится.
— Не случится ли это слишком поздно?!
— Замолчи, трус! Мне противен твой страх! — воскликнул Ингольф. Помолчав немного, он добавил: — Неужели, Над, ты никогда не сумеешь быть настоящим мужчиной?
При этих словах человек, которого звали Надом, сделал резкое движение, как будто протестуя. Капюшон упал с его головы и открыл копну рыжих волос, из-под которой дико сверкал единственный зрячий глаз. Другой глаз, выбитый из орбиты, мутный и неподвижный, держался каким-то чудом на красных волокнах.
Широкий, с толстыми губами рот, открывающий зубы-клыки, и приплюснутый, с большими ноздрями нос делали это лицо похожим на чудовищную звериную маску.
— О, нет, Ингольф! — проговорил он решительно и твердо. — Никто не скажет, что Надод Красноглазый испугался смерти. Но умереть теперь, когда мы уже почти у цели, когда месть так близка… Ведь я двадцать лет ждал этой минуты!.. О, мне кажется, я начинаю сходить с ума!.. — воскликнул страстно Надод.
— Что касается меня, — возразил Ингольф, — я ничего не имею против такой смерти: погибнуть в борьбе за обладание тридцатью миллионами гораздо почетнее, чем умереть на виселице. И все-таки какой-то тайный голос подсказывает мне, что еще не пробил последний час жизни корсара Ингольфа Проклятого.
И как бы подтверждая его слова, сгустившиеся на горизонте тучи разразились дождем, и ветер стих.
Некоторое время спустя бриг входил в Розольфсский фиорд, где никакая буря ему уже не могла быть опасна.
Глава II
Корсар Ингольф
Никто на бриге, не исключая ближайших помощников, не знал прошлого Ингольфа.
Известно было только, что он когда-то служил в датском военном флоте, но потом вышел в отставку.
В 1788 году, когда началась война между Россией и Швецией, Ингольф предложил последней свои услуги.
Король шведский, Густав III, дал под его команду быстроходный, прекрасно вооруженный бриг и крейсерский патент, дающий ему право на ношение капитанского мундира.
Набрав себе команду из самых отчаянных головорезов, Ингольф выказывал чудеса храбрости и в самом непродолжительном времени заслужил славу бесстрашного и грозного корсара.
Но скоро шведы потерпели от русских поражение на суше и принуждены были заключить мир.
С окончанием войны крейсерский патент Ингольфа терял всякое значение. В награду за оказанные услуги король шведский обещал Ингольфу зачислить его в регулярный флот. Но этому воспротивился офицерский корпус, видевший в лице отважного корсара только неизвестного авантюриста.
Тогда, побуждаемый чувством справедливого гнева и жаждой мести, Ингольф попросту отказался вернуть шведскому правительству доверенный ему бриг и, таким образом, сделался обыкновенным пиратом.
С редким упорством и беспощадностью начал он преследовать шведские суда, которыми командовали враждебные ему офицеры, и после жестоких схваток пускал их ко дну.
«Я уничтожу все ваши корабли, один за другим», — писал он Густаву III.
И с необыкновенным усердием он принялся за исполнение своего обещания.
Однако для того, чтобы содержать свой экипаж, ему приходилось нападать и на купеческие суда.
Горе было одинокому кораблю, отважившемуся на дальнее плавание. Сорок пушек и восемь гаубиц, а также абордажные топоры в руках молчаливых демонов делали в ночной тишине свое дело, а наутро не оставалось ни одного живого свидетеля совершенного преступления.
После того как груз перетаскивался на разбойничий бриг, достаточно было одного-двух ядер, чтобы захваченный корабль погрузился в морскую глубину, которая никогда не выдавала своих тайн.
Только долгое отсутствие сведений о каком-либо судне говорило о постигшей его участи.
Удача, которая сопутствовала Ингольфу, и страх, который он внушал всем мореплавателям, создали ему скоро мрачную известность и прозвище Капитана Вельзевула, а впоследствии — Ингольфа Проклятого.
Но эта же известность обратила на него внимание европейских держав, правительства которых, возмущенные беспримерной дерзостью пирата, решили покончить с ним.
Военные суда этих держав получили предписание во что бы то ни стало поймать злодея и повесить со всей командой на реях его собственного судна.
Но издать такой приказ было легче, чем исполнить его. Ингольф сделался положительно неуловим. Когда преследователи начинали его очень беспокоить, он внезапно исчезал на время, но только на время, а потом появлялся там, где его меньше всего ожидали.
Очевидно, у пиратов было какое-то убежище, где они прятали свой груз и время от времени скрывались сами.
Но открыть их логовище никому не удавалось.
Личный состав «Ральфа» — так назывался пиратский бриг, — кроме шестидесяти матросов, состоял из восьми вахмистров, шести старших матросов, боцмана и четырех помощников капитана.