Берегини
Шрифт:
– Люб…
Халльдор радостно заулыбался, хлопнул себя по коленям. Но тут Зоряна заговорила снова:
– Вот только по обычаям нашим младшая сестра не может выходить замуж прежде старшей. Так что пока Весна мужней не станет, я, батюшка, за сына Ванланда не пойду.
Ивар слегка растерялся. Халльдор, которому передали слова невесты, перестал улыбаться и огорченно вздохнул. Но все равно полез за пазуху, вытащил нитку бирюзовых бус и протянул Зоряне. А потом сказал несколько слов для нее и попросил Ивара перевести.
– Давным-давно жила девушка, о красоте которой до сих пор ходят легенды, –
Еще никто не называл Зорянку красивой. Еще никто не дарил ей цветастых бус. Она была младшей в семье, на три лета моложе сестры, проводившей свою семнадцатую зиму, и парни, приходившие звать на посиделки Весну, в ее сторону не смотрели. Потому сейчас от нахлынувшей радости она даже не нашла, что ответить. Только прижала подарок к груди, словно испугавшись, что отберут.
– Вот что, – поразмыслив, решил Ивар. – Плохо, когда невеста и жених не понимают друг друга. Халльдор будет приходить иногда по вечерам, чтобы научить тебя и твоих подруг языку северян. А ты, Сванвид, и ты, Фрейдис, будете учить Халльдора говорить по-словенски. И польза всем, и забава.
– Что ты задумала, глупая? – напустилась на сестренку Весна, едва мужчины ушли. – От счастья отказываться! А если силой возьмет или другую найдет, посговорчивее?
– Она не глупа, а хитра не по годам, – вступилась за Зорянку Долгождана. – И если выйдет по ее, ты останешься с нами на острове.
Обида похожа на болезнь тем, что редко проходит в одночасье. Но Ормульв хёвдинг уже спустя самое малое время мог спокойно вспоминать о словенской ведунье и даже говорить о ней с конунгом и его побратимом. Как-то он сказал Эйвинду:
– Я слышал, у Барди приболела жена, но он не захотел отвести ее к Йорунн.
– Почему? – спросил конунг. – Барди сам решил сделаться знахарем и лечить женские хвори?
– Люди шепчут меж собой недоброе, – поморщился Ормульв. – Они не доверяют чужеземной ведунье. Боятся, что она наведет порчу, исподволь станет колдовать, чтобы причинить зло. В ее ларце видели ядовитые зелья, потому никто не решится выпить приготовленный ею отвар. А после нашего с Асбьерном спора начали поговаривать, будто ведунья может убить одним прикосновением. Сам подумай, захотят ли люди ее помощи? Доверят ли пришлой свою жизнь или жизни своих родных?
– Если бы душу Йорунн наполняло зло, Хравн не принял бы ее в своем доме, – ответил на это конунг.
– Хравн – древний старик, он уже плохо различает, кто хороший человек, а кто нет, – возразил хёвдинг. – Но я беспокоюсь не о нем, а о девчонке. Молва крепнет и очень скоро может обернуться бедой. Страх заставит забыть даже то, что она под твоей защитой, конунг.
Эйвинд задумался. А потом сказал Ормульву:
– Спасибо, что предупредил. Теперь я знаю, что нужно делать.
После того, как Долгождана получила новое имя, медноволосая Лив перестала поглядывать на нее свысока. Помогать не помогала, но и не насмешничала, видя, что с тяжелой работой дочь словенского конунга справляется чуть хуже других. А от внимательных глаз Долгожданы не укрылось то, что Лив, едва завидев Асбьерна, делает все, чтобы он поглядел на нее. Но ярл словно забыл о ее существовании. Казалось, встань она на его пути – и то не заметит, мимо пройдет.
– Скажи, Фрейдис, – спросила однажды Лив, подсев к Долгождане, чистившей рыбу. – Для чего Асбьерн оставил тебя здесь? Хочет выдать замуж за одного из своих людей или для себя приберегает?
– Не знаю, – ответила Долгождана. – Ярл мне про то не рассказывал.
– Плохо, если он решит тебя своей назвать, – проговорила Лив.
– Почему? – удивилась Долгождана. – Разве он раньше принуждал кого?
– Ему принуждать не надо, – усмехнулась Лив. – Захочет – сама по доброй воле к нему побежишь.
– С чего это вдруг?
– С того, что ярл и его люди чужеземцы. Унн говорила, будто род Асбьерна от самих альвов идет. А-а, ты же не знаешь… У них на родине, в Скоттланде, живут в лесах альвы – колдуны и колдуньи. Им под силу одним взглядом зачаровать человека, лишить его воли. Ярл так красив и удачлив потому, что в его жилах течет альвийская кровь. Вот только ему никто надолго не нужен – возьмет свое, а потом продаст, едва наскучишь, – горестно вздохнула красавица. Долгождане даже стало жаль ее.
– Ну, ты-то тут уже не первый год, – подумав, сказала она.
– Это потому, что я знаю как сделать, чтобы мужская любовь не остыла, – Лив подмигнула ей, а потом снова нахмурила брови: – Только теперь он на меня, бессердечный, не смотрит. О другой думает. Уж не знаю, кого ярл пустил в свои мысли – тебя или ведунью, подругу твою. Одно скажу: остерегайтесь его! Сердце потом навек разбито будет. Знаю, о чем говорю.
Девушка шмыгнула носом, поднялась и торопливо пошла прочь. Долгождана после ее ухода долго сидела, бессильно опустив руки и тщетно пытаясь вспомнить, как следует чистить рыбу – с головы? с хвоста? Едва не порезалась.
Ближе к вечеру конунг велел всем собраться в дружинной избе на хустинг – домашний сход. Туда приходили мужчины и женщины, свободные и рабы – все, кто жил в Стейнхейме.
– Что за надобность в тинге? – спросил Эйвинда старый Хравн. Он пришел одним из первых и занял место рядом с конунгом.
– О ведунье нехорошие слухи идут, отец, – объяснил Эйвинд. – Боятся ее люди. Хочу, чтобы при всех клятву богам принесла, что не причинит никому вреда.
– Не может вред причинить та, чье сердце полно любви и сострадания, – проворчал старик, кутаясь в волчий мех. – Но ты прав. Сорную траву слухов надо вырывать с корнем. Сказал один – могут сказать и другие.
Люди входили, здоровались с вождем, сидевшем на почетном месте, и рассаживались по старшинству. Пришли Асбьерн ярл и хёвдинги. Вот появились женщины, и с ними ведунья. Девушка села рядом с подругами, с любопытством оглядывая закопченную крышу, резные столбы, несущие на себе ее тяжесть, стены, на которых висели боевые щиты и оружие. Здесь жили воины, не имевшие семей – у конунга и ярла были отдельные покои, прочие же спали в общем зале на лавках вдоль стен. Так рассказывала Смэйни.
Вот люди затихли в ожидании слова конунга. Но вместо Эйвинда заговорил Хравн: