Береговое братство
Шрифт:
– Ваше величество…
– Завтра, если возможно, вам бы следовало расстаться с этой долиной, где вы наслаждались таким счастьем, и уехать с семейством в Мадрид. Ваш так давно запертый дворец на улице Алькала готов к вашему приему.
– Я исполню приказание вашего величества и завтра же выеду.
– Очень хорошо! Я, со своей стороны, отправлюсь сегодня вечером из Толедо, так что мы прибудем в Мадрид почти одновременно. Однако мне пора приступить к самой щекотливой части моего сообщения. Для избежания всякого недоразумения, чтобы вы вполне поняли меня, любезный кузен,
Герцог почтительно склонил голову.
– Не знаю, известно вам или нет, любезный дон Луис, – продолжал король с напускной веселостью, – что я слыву – если не на самом деле являюсь таковым – за короля очень слабого и добродушного, который позволяет министрам управлять собой и делает почти все, чего они хотят.
– О, ваше величество!
– Это верно. Наскучила ли мне борьба с душами более упорными, или утомила она меня, но много справедливого в этих слухах. Я сознаюсь в этом, но средства помочь беде не вижу. Теперь это положение вещей изменить нельзя. Герцог Оливарес, мой первый министр, управляет королевством почти по своему усмотрению. Я не препятствую ему ни в чем, а так как это, в сущности, глубокий политик, опытный в делах, то я по большей части в выигрыше. Из всего изложенного следует, что, не желая открыто вступать в борьбу, когда мне приходит охота быть независимым, я обхожу затруднение окольным путем и потом вынуждаю упрямого министра смириться перед свершившимся фактом. Понимаете, герцог?
– Вполне понимаю, ваше величество.
– Так я приступлю к дальнейшему: мой брак с доньей Христианой – один из моих приступов независимости, о которых я только что упоминал.
– То есть ваше величество желает обойти затруднение?
– Именно, и вот средство, которое я придумал, оно очень простое и непременно будет иметь успех.
– Я слушаю, ваше величество.
– Я сочетаюсь с доньей Христианой тайным браком.
– Тайным браком?
– Как только у меня родится сын, брак будет обнародован и мой сын объявлен наследником престола. Как и всегда, герцог Оливарес побесится, так как у него на уме другой брак, если не ошибаюсь, но должен будет покориться; только нам надо спешить, чтобы искусные шпионы не успели предупредить его.
– Но тайный брак, ваше величество!..
– Все знаю, но другого выхода нет. К тому же это вопрос года, не больше. Кроме того, хотя и не признанная официально, донья Христиана будет пользоваться своим званием при дворе.
– Если дело должно произойти таким образом, я предпочел бы, чтобы дочь моя оставалась у меня в доме: на нее меньше будут обращены взгляды.
– Вы правы, кузен, так будет лучше. Теперь же я подкреплю обещание своим королевским словом. Согласны вы принять это ручательство?
– Приходится, делать нечего.
– Но вы не скрываете от меня неприятных мыслей?
– Нет, ваше величество, я так же прямодушен, как и вы сами.
– Значит, все идет отлично. Не говорите ничего дамам о нашем разговоре, пока мы не увидимся опять в Мадриде, – я желаю преподнести сюрприз моей пленительной донье Христиане.
– Все будет исполнено по желанию
– Просите о чем хотите, кузен, все даровано вам заранее, – милостиво сказал король. – О чем речь?
– О бедном священнике деревенской церкви, которая стоит на склоне горы. Он был наставником моих дочерей, ваше величество, и ныне проповедует слово Божие. Он чрезвычайно предан моему семейству; мне не хотелось бы расставаться с ним.
Не говоря ни слова, король придвинул к себе лист бумаги, написал несколько строк, подписался и перстнем, который носил на шее на золотой цепочке, приложил печать, после чего сложил лист вчетверо и подал его дону Луису.
– Не читайте, кузен, – сказал король с улыбкой, – и сами отдайте ему это.
– Он сейчас прибудет.
– Так подождите, пока я уеду, и только тогда передайте ему бумагу… Теперь все? Вам не о чем больше просить меня?
– Только могу благодарить ваше величество за все милости, которыми я осыпан.
– А вы разве ничего не делаете для меня, дон Луис? Ни слова больше об этом; сойдем теперь к дамам.
– Я к услугам вашего величества.
– Не забудьте, кузен, что сегодня я еще сохраняю свое инкогнито, что я – дон Фелипе и более никем быть не хочу.
– Я исполню ваше приказание.
Дамы с нетерпением и беспокойством ожидали конца этого продолжительного разговора, причина которого им была неизвестна. Они очень обрадовались при появлении мужчин, которые с веселыми лицами дружески разговаривали между собой.
В то же самое время у садовой калитки показался отец Санчес. Он сильно тревожился и потому с невыразимым радостным облегчением и благодарностью к Богу услышал уверение дона Луиса, который поспешил к нему навстречу, что все окончилось счастливейшим и вместе с тем самым необычайным образом; дон Луис прибавил второпях, что расскажет все позднее и что отец Санчес так же, наверное, как и он, будет в восторге от непредвиденной развязки дела, грозившего самыми ужасными последствиями.
– Особенно, – заключил он, – не показывайте вида, что узнали короля; сегодня он еще хочет сохранить строжайшее инкогнито.
– Я во всем буду соображаться с волей его величества, любезный дон Луис, вы будете довольны мной, – ответил священник с кроткой и тонкой улыбкой.
День прошел в тихих и приятных беседах.
По своему обыкновению король простился около трех часов. Дон Луис и отец Санчес провожали его до конца долины.
– До скорого свидания! – сказал король, махнув им рукой в последний раз.
Он ускакал.
Священник и дон Луис вернулись к дому медленным шагом; последний рассказал со всеми подробностями о том, что произошло между ним и королем. Свой рассказ он заключил тем, что, не желая расстаться с ним, просил у его величества разрешения увезти священника с собой в Мадрид.
– Вот, падре, – прибавил он, подавая ему бумагу с королевской подписью, – что мне поручено передать вам.
Священник развернул бумагу и вскрикнул от изумления: он назначался настоятелем Иеронимитского монастыря в Мадриде.