Беременна от мажора
Шрифт:
— Вы знаете, у меня практика до четырнадцати часов, и это официально, можно я пойду? — скрипя зубами и косясь на Диму, который только и делает, что следит за нами, умоляю Красинского-старшего отпустить меня.
— Сейчас тринадцать сорок пять, так что еще пятнадцать минут ты моя, Иванка, — двусмысленно шутит Димин отец и снова наклоняется. — А тебя как родители сокращенно зовут?
Он снова оглядывает мое лицо, и все, чего я хочу, — это скривиться и картинно закатить глаза.
— Ива, Иванка, Ваня, Ванька.
— Интересное такое имя. Первый раз встречаю девушку,
Он смеется, пьет воду, ставит стакан возле моей руки, задевая пальцы, откровенно флиртует. Красинский-старший мог бы разговаривать со мной громко, но он опять шепчет, вероломно вламываясь в мое личное пространство. Тем временем к столу наконец-то подходит Дима и, показательно громко скрипя ножками стула, садится напротив. И снова смотрит, да с таким выражением на лице, будто застукал нас с его отцом как минимум голыми и в кровати. Дурак, ей-богу. Ну неужели не видно, что я не в восторге от этого соседства? Или он думает, что я нарочно притворяюсь несчастной, чтобы скрыть наши с его отцом отношения? Господи, я уже запуталась.
Если бы я знала, чем закончится первый день моей практики в крутой и уважаемой фирме, я бы с радостью попила из лужи, чтобы сегодня же попасть в инфекционную больницу.
Дима скалится, весело ему, я смотрю. А я так устала. Я просто хочу домой, пусть лучше родители орут, чем эти двое ненормальных по очереди дергают меня, словно марионетку за ниточки. А еще меня слегка подташнивает. Видимо, нервное перенапряжение и стресс сказываются.
К Красинскому-младшему обращается американец, который, кажется, пропустил половину спектакля и вообще не понимает, что за представление здесь происходит. Он интересуется, почему Дима предпочитает выбрать другого партнера? Чем ему не нравится работать с их фирмой? Дима, в отличие от отца, общается с иностранными гостями напрямую. У него хороший английский, и разбирается он в деталях сделки куда лучше меня. Если бы не его дебильная — не знаю даже как это назвать — ревность, я бы даже восхитилась тем, как ловко он портит настроение американцу.
Батя же продолжает есть, не обращая внимания на ведущиеся у него под носом переговоры. Впрочем, все же не выдерживает.
— Ну-ка, обрисуй мне вкратце. — Наконец вытирает салфеткой рот Егор Валентинович.
Повинуюсь, начинаю быстро переводить. Вскоре завязывается перепалка, и отец с сыном откровенно спорят.
— Смотри сюда. — Тычет Дима в лицо отцу телефоном. — Это устаревшая компания!
— Субординацию соблюдай.
Дима качает головой, снова косится на меня исподлобья. Ну вот сейчас-то я что сделала?
— Связываться с ними, — продолжает Дима, перегибаясь через стол, — это три шага назад. Нам это не нужно! Мы не должны болтаться как говно в проруби, пока наши конкуренты снимают сливки.
— Это надо переводить? — аккуратно вклиниваюсь в их разборки.
— Нет! — шикает Дима.
— Тише, — ласково отвечает Красинский-старший, улыбнувшись.
Да блин, он просто откровенно издевается. Видит, что сын злится, и еще больше ластится ко мне. Интересно, как он догадался, что между нами что-то было? Наверное, слишком откровенно мы друг на друга пялились, а может раньше Красинский-младший не проливал кофе на совещаниях. Они с Димой будто два барана, встретившихся на узком мосту. Никто не
Впрочем, и мне не все равно! Я изнываю от ревности, вспоминая, как он прижал ту рыжую кикимору. Кирилла я никогда не ревновала, а тут очевидно, что между нами больше ничего и никогда не будет, но я все равно не могу справиться с эмоциями. Пусть проваливает жать своих официанток с лапочками.
Между тем шоу продолжается. Дима горит, доказывая свою правоту, и, несмотря ни на что, я на его стороне. Доводы сына звучат убедительнее. И именно он вызывает во мне необъяснимые эмоции. Тембр голоса, циничная улыбка и наигранный злой смех — все это цепляет. Внутри что-то взрывается каждый раз, когда я вижу, как Дима смотрит на меня.
В перерывах между разборками он замирает, прищуриваясь и глядя мне в глазах, будто больше за столом никого нет. Убила бы его за то, что он такой невероятно красивый… и эта его горячая, задумчивая темная сторона делает его еще привлекательнее.
— Давайте перейдем в мой кабинет, — строго предлагает отец, швырнув салфетку и резко дернувшись назад вместе со стулом.
Наконец-то, забыв обо мне, вся делегация во главе с генеральным устремляется к лифту, в разъехавшихся дверях которого появляется ушлая молодая женщина. Объявив себя прибывшим на место переводчиком, она активно рвется в бой.
Красинский уже не так весел, как в самом начале. Похоже, он действительно задумался о правильности своего решения. И, покидая зал ресторана, хмурится, сосредоточившись на работе.
Воспользовавшись моментом, я отчаянно бегу к лестнице. Больше никаких лифтов в сомнительной компании.
— Иванка! — окликает меня Дима. — Ты с нами не пойдешь! — приказывает. — Твоя работа окончена.
Обернувшись, смотрю на ямочку на его массивном подбородке, лучше так, чем взглянуть в глаза и снова растеряться.
— Я что, похожа на человека, который собирается с вами куда-то идти? — бормочу, открывая дверь на площадку, с трудом справляясь с бешеным сердцебиением.
Почему бы ему не пойти к черту вместе со своими лапочками и официантками?
— Связаться с моим отцом — худшее, что ты могла придумать!
— Я не пойму, у тебя что, дел нет? Беги скорее, а то там без тебя все решат!
— Как он нашел тебя? — кричит Дима мне вслед. — Или ты сама пришла к нему?
— Не пойму, ты ненормальный или только прикидываешься? — С шумом втягиваю воздух, спускаясь вниз по ступеням.
— Не стоит врать, Иванка. Я его знаю. Он такой милый, только когда получил желаемое и удовлетворился. Вроде как в награду, до следующего «сеанса».
— Думай, как хочешь.
Дима спешит за мной. Странный он какой-то. Обвинениями сыплет, чуть ли не потаскухой зовет, телок лапает и при этом продолжает идти за мной.
— Я и думаю. И все уже для себя решил! — Спускается по ступеням, держась за перила.
— Ну так и отлично! — Запрокидываю голову, встречаясь с ним глазами.
Он на пролет выше, но я его вижу.