Беременна по ошибке
Шрифт:
— Нет, Маришка, нет, — тут же успокаиваю дочь. — Совещание закончилось, я сегодня пораньше вернулась, потому что в офисе больше нечего делать.
— Точно все в порядке? — она присаживается на диван и обеспокоенно всматривается в мое лицо.
— Мариш, я тебя когда-то обманывала? У меня все в порядке.
— Ну, тогда, может, ужин приготовим? Вместе, как раньше. Мне Женька такой рецепт рассказала, м-м-м-м, пальчики оближешь, — дочь встает с дивана и, поправив кофточку, произносит: — Я быстренько помоюсь и приду, ладно? Ты уже была в душе? Успела немного расслабиться? — Маришка беспокоиться о моем здоровье
— Не успела, — мотаю головой. — Но я сейчас быстренько, — поднимаюсь с дивана и следом за дочерью иду в свою комнату.
Скрываюсь в ванной, быстро стаскиваю с себя одежду и становлюсь под теплые струи воды. Не знаю, сколько стою так и смываю остатки дня, но выхожу уже когда пальцы на руках скукоживаются, а все тело расслаблено настолько, что мне едва удается сделать пару шагов. Обмотавшись полотенцем иду в комнату, достаю удобную пижаму, надеваю ее и выхожу в коридор. Решаю, что с Димой и возможными проблемами разберусь как-нибудь потом, потому что сейчас у меня нет на это сил. Я абсолютно не готова встретиться лицом к лицу с реальностью, а потому решаю отсрочить этот момент хотя бы на некоторое время.
Выхожу на кухню, где уже вовсю орудует Маришка. Продукты расставлены на столе, сковородка разогревается, а дочь проверяет тесто для блинов.
— Ну, признавайся, что будем готовить, — я потираю руки в предвкушении и заглядываю дочке через плечо.
— Лазанью, мам, я уже кое-что приготовила, тесто почти сделала, сейчас буду печь блины. Ты нарежешь грибы, лук и натрешь морковку, — Маришка дает распоряжение и следующие полчаса мы занимаемся готовкой, разговариваем, сплетничаем. Время проходит незаметно, я отвлекаюсь, расслабляюсь и пытаюсь не думать о том, что сегодня произошло.
Увы, не думать долго не получается, потому что едва мы заканчиваем готовку ужина, как мой телефон разрывается от входящего звонка. Впервые я его успешно игнорирую и просто отключаю звук, но во второй раз приходится таки поднять трубку и ответить.
— Мила, — звучит по ту сторону уверенный мужской голос, — нам нужно встретиться и все обсудить. Поговорить.
— Кто это?
Я узнаю его почти сразу, но не хочу давать ему это понять. На том конце провода молчат лишь мгновение, после чего мужчина говорит:
— Это Давид.
— О чем поговорить? — я отхожу чуть в сторону, чтобы Маришка ничего не услышала, и на всякий случай убавляю звук звонка.
— Я знаю, что Дима был у тебя, — ошарашивает меня новостью. — С этим нужно что-то решить.
— С чем? — уточняю, не веря, что Дима и к нему пошел с обвинениями.
— С теми фотографиями, с последствиями. Я уже связался со сми, с журналистами, пытаюсь договориться о выкупе фотографий, потому что большая часть попала к ним и… — он замолкает, а я ухватываюсь за столешницу и пытаюсь сделать вид, что все хорошо, не расплакаться и не начать биться в истерике.
У меня взрослая дочь, она все это поймет, она будет задавать вопросы и… что я скажу? Что не знала? Она мне, конечно, поверит, а остальные? Я же уверена, что найдутся те, кто будет издеваться, поддевать ее, говоря, что ее мать шлюха. Я просто не могу это пережить.
— Ты можешь это уладить?
— Я постараюсь, Мила. Ты как? В порядке?
— Нормально, — киваю. — Ты можешь заехать за мной через час? Я буду готова.
— Да, хорошо. До встречи.
Он
— Да, малыш. Проблемы на работе. Я уеду ненадолго?
— Мам, ты себя не бережешь, — замечает дочка. — Отдыхать больше нужно, у тебя уже немаленький срок.
Маришка прикладывает руки к моему округлому животу и легонько перебирает по нему пальцами.
— Ты собираешься в декрет? — интересуется она. — У тебя же есть умные дяденьки, которые смогут дать тебе пару месяцев отдохнуть?
Я улыбаюсь, осознавая, что дороже дочери у меня никого нет. Она единственная, кто по-настоящему беспокоиться обо мне, кто волнуется о состоянии своего братика и переживает, что я не ухожу в декрет.
— Да, заяц, я уйду. Совсем скоро. Еще несколько недель, я назначу заместителей и уйду. Буду сидеть дома, готовить еду, гулять и стараться ни о чем не думать.
— Ты у меня самая лучшая, мама, ты же знаешь это? Береги себя, пожалуйста, — Маришка становится серьезной. — Ты столько всего добилась сама. Сейчас пора подумать о здоровье. И о Кирюше. Он вон какой сильный. Тебе же еще родить.
Я киваю и иду собираться, потому что Давид вот-вот приедет. На этот раз я не задумываюсь, что надеть и вытаскиваю из шкафа джинсовый комбинезон для беременных и свитер. Надеваю их, осматриваю себя в зеркало, собираю волосы в пучок, подкрашиваю глаза и удовлетворительно киваю своему отражению в зеркале. В последнее время я практически перестала пользоваться тональными средствами, пудрами и другой декоративной косметикой. Только средства по уходу за кожей. Кирюша положительно влияет на мою внешность, поэтому сейчас я выгляжу так, как никогда прежде.
Я спускаюсь вниз как раз тогда, когда мой телефон оживает мелодией. Давид звонит сообщить, что подъехал. Прощаюсь с дочкой и выхожу на улицу, выхожу за ворота и сажусь в знакомый черный лексус, в котором по-прежнему пахнет кофе. Я не придавала этому значения раньше, но сейчас запахи особенно раздражают мои рецепторы, а еще я понимаю, что пусть и подсознательно, но все же запомнила этот аромат кофе в машине Давида.
— Привет, — мужчина коротко здоровается и заводит автомобиль.
Мы выезжаем и мчимся по трассе. Я была бы не против поговорить в машине у дома, но понимаю, что это будет выглядеть странно, поэтому молчу. Удивляюсь только когда мы презжаем не в тот же ресторан, в котором уже были, а в небольшое простое кафе. Давид не ассоциируется у меня с этим бюджетным местом, но в силу последних событий осознаю, что здесь нас будут искать в последнюю очередь.
— Я устал от гонения сми, — спокойно говорит он и заказывает эспрессо.
— Мне персиковый сок, пожалуйста, — прошу я и жду, когда официант оставит нас, а Давид приступит к разговору.
— Я пытаюсь перекупить все фотографии и заплатить тем, кто слишком уж упрям. Несколько газет отдали все, что имели даже без компенсации, — он усмехается. — Оказалось достаточно надавить и сказать о возможном закрытии.
— А остальные?
— Несколько особенно весомых издательств требуют немалую компенсацию и один из журналов, — он замолкает. — Они не хотя денег. И я их понимаю. Это слава, деньги, это скандал, который возвысит их до небес.