Берендей
Шрифт:
– Сейчас я сниму.
– Он подставил стул, легко поднялся на него и потянулся вверх. Только тут Юлька увидела шар, верней, то, что было шаром до того, как разбилось, - теперь он больше походил на маленькую звездочку.
– И как их умудрились разбить? Так высоко.
– Один - пробкой от шампанского. А остальные - на спор, оливковыми косточками, - Егор рассмеялся.
– Какое безобразие мы устроили… - вздохнула Юлька.
– Держи, - Егор протянул ей разбитую игрушку, она осторожно взяла ее в руки, а он уже потянулся за следующей.
– На, - он опять
– А вот еще один, - сказал Егор сверху, и Юлька подумала, что его голос изменился и говорит он совсем не так непринужденно, как за секунду до этого. Но это ей, наверное, только показалось. Потому что все вокруг изменилось. Огоньки гирлянды потускнели, а синий свет в окне, наоборот, стал ярче. Темнота в углах комнаты сгустилась, а лицо Егора стало видно отчетливей. Лишь темнее обозначились провалы щек под скулами.
И теплая волна пошла вверх, и Юлька задохнулась, когда та поднялась до шеи, словно взяв ее за горло. «Неужели?
– подумала она.
– Неужели вот так оно и бывает?» Это еще не называлось счастьем. То, что она испытывала в тот миг, было скорей предчувствием счастья. Похожим на волшебство. На то самое чудо, которого она ждала в предыдущую ночь. Ей захотелось засмеяться. Щеки горели, она чувствовала, как они горят, и боялась, что со стороны это станет заметно. Но горели они не от смущения, а от радости, захлестнувшей ее с головой.
– Возьми, - Егор снова протянул ей руку, а она ждала этого, ей невозможно хотелось этого. Чтобы он обращался к ней, протягивал ей руку. Чтобы он еще раз случайно прикоснулся к ней.
Юлька взяла разбитый шар из его руки, и тут ее качнуло, голова закружилась, тошнота подступила к горлу, и она села на пол с неприличным грохотом. Еще и больно ударившись при этом.
Егор спрыгнул со стула быстро и беззвучно, нагнулся к ней, и в его глазах застыл испуг.
– Ой, - пискнула Юлька, - кажется, я упала…
– Совершенно точно упала, - Егор улыбнулся.
– Не ушиблась?
Она помотала головой.
– Ты очень бледная. Как ты себя чувствуешь?
– Если честно, то плохо. Это все из-за чая. Не надо было пить такой крепкий чай.
– Тебе надо на воздух. Целые сутки в душном доме.
Она кивнула. Ей очень захотелось на улицу. Чтобы все вокруг освещалось синим светом. Чтобы лежал снег, и чтобы рядом шел Егор.
Он взял ее под мышки и усадил на диван, стоявший рядом. И ей так понравилось, как он поднял ее, - легко, словно игрушечную. И еще понравилось, что он сделал это так, как будто по-другому и быть не могло.
– Ну что? Лучше стало?
– он оглядел ее лицо, словно ощупал рукой.
– Да, наверное, - Юлька не была вполне в этом уверена. Смесь ощущений давила на нее, и она не могла сказать, кружится голова от радости, или от его взгляда,
– Тогда одевайся, пойдем на воздух.
– Да мне только сапоги надеть и ватник, - ляпнула Юлька, и потом подумала, что в новой шубке, которую ей подарил папа, она выглядит куда лучше…
– Где твои сапоги? На веранде?
– Да, наверное.
Егор вышел, и Юлька закрыла лицо руками. Как хорошо! Как чудесно! Так чудесно, что невозможно дышать. Так хорошо, что кружится голова. И мысли путаются. Хочется плакать и петь.
А он, прикрыв за собой дверь, стоял уткнувшись лицом в косяк и сжав ладонями виски. От того, что ему тоже хотелось плакать и петь. И тоже нечем было дышать.
Егор вернулся не больше чем через две минуты, в сапогах и расстегнутом ватнике, и нес в руках ее белые дутые сапожки. Его лицо было спокойным и непроницаемым.
– Как ты догадался, что это мои?
– спросила Юлька удивленно.
– Видел, - он пожал плечами.
Юльку качнуло на пороге веранды, но Егор поддержал ее под локоть. Поддержал ровно настолько, чтобы она не упала, и сразу убрал руку, как будто обжегся.
И вдруг остановился. Словно вспомнил о чем-то. Юлька успела обогнать его на два шага и удивленно обернулась: он стоял и выглядел растерянным. И лицо его побледнело, так побледнело, что это стало заметно в тусклом свете лампочки над крыльцом.
– Что-то не так?
– испугалась Юлька.
Он встряхнул головой.
– Нет, все нормально. Пойдем.
Юлька подумала, что не все нормально, он обманывает ее. И в прошлый раз, когда он выходил на улицу, тоже было не все нормально. Но она не решилась спросить о том, о чем он хотел умолчать.
А на улице падал снег - крупный и пушистый. В свете лампочки он искрился и переливался всеми цветами радуги, а внизу, наоборот, выглядел матовым и теплым. Было тихо. Так тихо, как бывает только зимой. Так тихо, что Юлька слышала, как снежинки падают на крыльцо. Легкий мороз тронул ее горячие щеки, и у нее сладко защемило в груди. Как замечательно! Чудо, так внезапно произошедшее под новогодней елкой, никуда не пропадало. И волшебная ночь только начиналась. И кто знает - может быть, за этой волшебной ночью наступит волшебное утро?
Егор оглянулся в сторону леса, и Юлька увидела, как передернулись его плечи.
– Ну что? Куда пойдем?
– спросил он непринужденно, но прозвучало это натянуто.
– Пойдем к реке.
Он кивнул и сбежал с крыльца. Как будто прыгнул в воду.
На дороге к реке не горело ни одного фонаря. Она вилась среди леса, но не того, большого, который начинался в двухстах метрах от Юлькиного дома, а небольшого перелеска, шириной едва ли больше Юлькиного участка. Но выглядел он очень похожим на настоящий: еловые лапы, засыпанные снегом, нависали над дорогой, кусты по краю погрузились в высокие сугробы, а за ними было белым-бело, и на фоне белого снега терялись темные стволы деревьев. Белая дорога между двух еловых стен уходила вдаль, а над ней светлело небо.