Берг
Шрифт:
— Ну, вот… — Он закашлялся, и в лёгких его захрипело, на подбородок потекла струйка пузырящейся крови. Врач рядом хрипло вздохнул, а слуги у стен тревожно передвинулись. Он был здесь несколько месяцев всего, а его все любили, и воины сейчас на всех башнях молились за него. — Теперь будешь знать, — шепнул, — катапульта важнее… Её сложнее строить…
Ниард хрипло и с болью выдохнул. Конечно, как он сам не догадался, как не сообразил? Почему проверять этот факт пришлось при таких обстоятельствах? А барон знал…
Выходит, он ему жизнь спас? Не спрятался,
— Господи… — прошептал маркграф. Он помнил, помнил все слова барона о смерти, все его предчувствия, просьбы позаботиться о Вэллии… Как он мог знать? Как вообще можно это знать?
— Вы только не сдавайтесь… — прошептал барон, закрывая глаза.
— Конечно… Мы будем держаться… — Ниард не знал, что сказать, и ему казалось, что он говорит полные глупости. — Вы тоже держитесь… Барон… Пожалуйста… — Шептал со слезами в голосе, умоляя.
Барон смотрел ему в лицо остановившимся взглядом, словно хотел ещё что-то сказать, но не хватало сил. Ниард склонился к его лицу, повернул голову на бок и увидел в дверях стоящую Вэллию, её огромные глаза, распахнутые в страхе губы. Выпрямился, не сводя с неё глаз.
Она уже здесь. Она уже знает…
Как она сможет пережить это? Где найдёт силы?
Он шагнул к ней, оставляя барона в последнюю минуту жизни одного, пошёл к ней, понимая, как сейчас ей будет тяжело. А она как будто поняла вдруг, что случилось, закричала на всю комнату, на весь замок, на весь Берг. Закричала, глядя в тёмный потолок, стиснув кулаки в бессилии, и Ниард быстро преодолел разделявшее их расстояние, сгрёб девушку, прижимая к себе, крутанулся на месте, разворачивая её лицом в дверь, чтоб не видела ничего. А сам глянул исподлобья и заметил, как врач-старик закрыл барону глаза.
Всё! Всё… Его больше нет… Нет больше барона Дарла… Нет того, кто должен был заботиться о ней всю жизнь, кто помнил и любил её мать, её саму, крестницу.
Господи! Господи, Боже мой…
Ниард обнимал её дрожащее тело, прижимал к себе, обхватив через спину, и казалась она ему сейчас такой маленькой и несчастной, как та маленькая крестьянская девочка Мари, что потеряла свою мать.
Вэллия заплакала, заплакала навзрыд, и Ниард гладил её по спине, по тёплой лохматой шали, пытаясь успокоить. Да и, можно ли было это сделать сейчас.
— Это Берг… Это всё проклятый Берг… Он только приносит людям несчастья… — быстро шептала маркграфиня, глядя в какую-то точку в пространстве остановившимся взглядом, шептала, как безумная. — Будь он проклят, этот Берг… Столько несчастий… Горе… Сплошное горе… Всё на мою голову… Это всё отец… Это ему расплата… За всё, что сделал с Бергом… Он мстит ему, мне мстит…
Слуги у стен шевельнулись тенями. Маркграф, чтобы остановить эту истерику, чтоб никто не слышал, толкнулся в распахнутую дверь, в коридор. Здесь только он сумел оторвать жену от себя и дал ей две пощёчины слева направо и наоборот. Вэллия замерла, уставилась в лицо, Ниард держал её, впившись сильными пальцами в плечи, держал на вытянутых руках, наблюдая за реакцией. Что она будет делать сейчас? Только бы не тронулась рассудком.
Но Вэллия снова расплакалась, расплакалась с новой силой уже слезами боли и невыносимой потери, без проклятий и поиска виноватых. Ниард обнял её, прижал к груди. Из комнаты потянулись слуги. Надо было уйти куда-то, спрятаться от глаз слуг и горничных. Ниард толкнулся в ближайшую комнату, здесь было темно и холодно. Когда-то в этой комнате он, бывало, оставался ночевать, здесь была постель, узкая, холостяцкая, и тёплые одеяла.
Вэллия продолжала плакать, и он почувствовал вдруг себя сильнее, понял, что при тяжести потери для них двоих, он, именно он, должен оставаться самым сильным из них, сохранять рассудок.
Но как, как он мог помочь ей в этой потере?
И сам не помня себя, не отдавая отчёта, он вдруг принялся целовать её, целовать лоб, мокрые глаза, скулы, добрался до губ, и она не отталкивала его, не мешала. Растерялась, да, но позволяла. И он набросился на неё, словно и сам впал в безумие, не думал ни о чём, забыл все свои страхи…
Дрожащими пальцами расстёгивал пуговицы сюрко и пиджака, тянул шнуровку платья, добираясь до белой нательной рубашки. Вэллия не мешала ему, вздрагивая всем телом от пережитых рыданий.
Через миг они добрались до постели и уже не осознавали ничего. В эти минуты Ниард не помнил ни одной женщины из своего прошлого, забыл смех прекрасной холодной Эльзы, и для него остались только здесь и сейчас, только Вэллия, его жена, подруга по несчастью.
Потом он и сам не мог понять, как это случилось, как он сумел перешагнуть через себя. Что помогло ему? Кромешная темнота? Потеря человека, которого уважал и по-своему любил? Жалость к несчастной девушке, которая потеряла близкого человека? Уж она-то не чувствовала превосходства перед ним, разве она могла посмеяться над его неудачей? Нет, конечно же, нет.
И он боялся обидеть её, боялся сделать ей больно, был настолько на высоте, что перешагнул самого себя. И пусть в этот раз она вряд ли сумела осознать всё, но здесь и сейчас он победил самого себя.
Измученная Вэллия быстро заснула, а Ниард долго лежал, уткнувшись лбом в её плечо, и слушал тихое женское дыхание. И, несмотря на пережитое горе, внутри поднималось тихое счастье обретённой любви.
"Вэллия… Милая Вэллия… Я люблю тебя… Я так люблю тебя, что даже горе не может лишить меня счастья.
Бедный барон, он так хотел сделать меня счастливым… И только смерть его смогла это сделать… Прости меня, прости за это чувство счастья, прости, что сейчас, когда я должен плакать от горя, я радуюсь, что обрёл любовь… Я нашёл любовь в стенах Берга, так рядом от себя…
Прости меня… и спасибо тебе… Спасибо за то, что верил…"
Ниард осторожно коснулся губами плеча любимой и прижался к нему щекой. Никогда, никогда он не оставит её, пока смерть не разлучит их…
* * * * *