Берлин и его окрестности (сборник)
Шрифт:
Ночи берлинского полусвета
Романтика берлинских злачных мест охватывает вас уже на вокзале Александреплац, если выходить в сторону Мюнцштрассе, и окутывает своим пьянящим дурманом не только весь район, но, кажется, и весь мир. Сердцевину ее, несомненно, образует Нойе Шёнхаузерштрассе, вдоль брусчатки которой, словно деревья, фонарные столбы или иные уличные принадлежности, маячат сутенеры и их девочки, а сердцевиной сердцевины будет полицейский участок, ворота которого уже плотно закрыты и охраняются двумя блюстителями порядка. Все их помыслы сосредоточены вовсе не на какой-нибудь шлюхе, которую можно бесплатно потискать, пока ее сутенер, бессовестно позабыв об основной своей миссии, обтяпывает в подворотне выгодную сделку, спекулируя сигаретами, а на том, чтобы выкурить сигаретку,
Кафе «Даллас»
Кафе «Даллас», на Нойе Шёнхаузерштрассе, 13, когда-то называлось «Чертог ангелов». Но времена меняются. Уже после «Чертога» это помещение служило общественной столовой, в чем, по-моему, и состояло его истинное предназначение. Потому что чертоги ангелов не строятся этакой нескончаемой кишкой, дальний конец которой, словно другой берег озера, теряется в сизой дымке, и со вторым отдельным входом слева, за котором когда-то, вероятно, размещались сепаре для отставных ангелов, теперь же стоит стол с рулеткой, а по стенам в стеклянных витринах развешены всевозможные варианты той же азартной игры, только с разнообразными открыточными видами на игровом поле, словно это не поприще пагубного порока, а невинная забава для подрастающего юношества.
Неизвестный фотограф. В баре. 1926 г.
Медвежатник Кирш, шнифер Вилли Тегельский и сутенер Фриц сидят за столиком, а прямо напротив стоит господин вахмистр. Вдали, в другом конце кишки, на чьих-то коленях сидит Элли, потому что на ней новые чулки. Если на тебе новые чулки – как же их не показать? Белокурые локоны окаймляют лицо Элли нимбом падшего ангела. Но с завивкой Элли сегодня явно переусердствовала, поэтому локоны колышутся вокруг ее личика, словно рюши на платье. По-моему, все ее помыслы сейчас сосредоточены на недопитой рюмке тминной водки. Пусть спокойно допивает. Мой приятель подсовывает ей бутерброд. По-моему, теперь она вообще на верху блаженства. Новые чулки, рюмка тминной, да еще и бутерброд! И впрямь чертог ангелов.
Кирш (не знаю, в каких он сейчас взаимоотношениях с полицией, спокойное соседство с вахмистром позволяет предположить, что у них перемирие), вероятно, замышляет какое-нибудь новое дело, или вполне безобидно обсуждает партию в скат, или намеревается податься налево, туда, где стоит игорный стол с рулеткой. Возле входа, в углу справа, кто-то играет на рояле, и Кирш идет вдоль столиков собирать деньги для пианиста. Должно быть, ему приспичило хоть чем-то заняться. И ему все что-то дают, то ли из уважения, то ли просто из прихоти, хотя музыки почти не слышно. Вялые аккорды глохнут в табачном дыму, как в вате.
«У Розы»
Заведение «У Розы» тонет в бардовом полумраке. Все стоячие лампы набросили себе на плечи темно-красные бумажные салфетки, словно пелерины, со сцены доносится тихая музыка, да и публика здесь поизысканее. Если в остальных заведениях принято посидеть, то «У Розы» – это заведение, куда заходят. А перед тем как зайти, делают, так сказать, на пороге глубокий вдох. Сюда принять являться после восьми вечера. А музыка здесь – не просто музыка, а «концерт».
Кроме того, находясь «У Розы», можно снять шляпу, и никто не станет на тебя пялиться. Иной раз, спикировав
Хотя гостей здесь «нижайше просят расплачиваться немедленно», но у официантов хватает приличия, выждав паузу, тактично удалиться, даже если вы этого не сделаете. «У Розы» принято появляться в костюме, если вы дама, а от официанта и вправду иной раз можно услышать: «Прошу вас, дама…» Что, впрочем, не мешает даме обращаться к официанту на «ты». И новые чулки здесь никакая не редкость.
Перешагнув три ступеньки, попадаешь в задний зал, где играют в скат. Молодой, но уже изрядно помятый жизнью актер, хотя и очень талантливый малый, здесь завсегдатай. Он как раз подыскивает, с кем бы составить партию в скат.
Иногда здесь бок о бок уживаются криминал и политика. Недавно я снова видел здесь Керна [23] . Я его знаю еще по Будапешту и Вене. Это было время переворотов, и в Венгрии меня однажды даже посадили… Оркестр «У Розы» играет беспрерывно, все музыканты в строгом черном. Хотя специального дирижера вроде бы нет, но есть первая скрипка, и этот виртуоз дирижирует глазами. Играют музыканты и вправду хорошо.
23
Вероятно, Эрвин Керн (1898–1922), отставной офицер, один из одиозных деятелей тайной нацистко-террористической организации «Консул», на счету которой целый ряд политических покушений и убийств, в том числе и убийство в июле 1922 года рейхсминистра иностранных дел Вальтера Ратенау. Был смертельно ранен при попытке задержания.
Время от времени случается и «У Розы» небольшой скандал. Но это всегда только дело чести, то есть не из-за денег, а из-за женщин.
Вот так оно выглядит «У Розы».
Неизвестный фотограф. Берлинский полусвет в прокуренном кабаре. (Без даты.)
Погребок Альберта
Погребок Альберта на Вайнмайстерштрассе, напротив, обходится без музыки, здесь тихо, спокойно и никакого красного полумрака. Хозяин – румынский эмигрант, которого и впрямь зовут Альберт, поэтому и заведение без затей окрестили «Погребком Альберта».
Среди здешних завсегдатаев есть такие старожилы, что им даже доставляют сюда почту. Некоторые обыкновения в погребке Альберта напоминают о нравах литературного кафе. Здесь, к примеру, можно проспать с обеда до ужина. Когда мы пришли, Пауль спал уже четвертый час кряду. Он спал, уронив голову на стол, и храпел так, что казалось, твердо вознамерился распилить столешницу. Рядом с ним верная Регина, сияя стеклянными бриллиантами, оберегала его сон. Была здесь и Паула со своим сутенером. Тот как раз, обтискивая спутницу за плечи, залпом опрокинул кружку пива и поздоровался. Сама Паула, в помятой, засаленной блузке, под которой колыхались рыхлые груди, здороваться не стала, но выпила кофе моего приятеля. Еще позавчера она сидела на Хиртенштрассе в дорогом ресторане и пила отличный кофе. А эта бурда ей совсем не по вкусу, фу, дрянь! Еще одна девица прильнула к печке. Она мерзла, и ей было не до болтовни, но когда она заговорила (спросила меня: «А ты чем занимаешься?»), стало видно, что зубов у нее вовсе нет. Зато у ее Рудольфа все зубы золотые. У него вообще не рот, а ювелирная мастерская.
Тереза – крашеная блондинка, очень тощая. Я провожаю ее до рабочего места на Александерплац. У нее сейчас, можно считать, кризис. Дело в том, что Рудольф, когда его девчонку загребли, почувствовал себя страшно одиноким, ну, и подцепил Терезу. Но сейчас – даже недели не прошло – ту, другую, вдруг из каталажки выпустили, а она и понахрапистее, и попышнее, и покрепче. Словом, бывалая стерва, с ней и дела идут бойчее. А потому Рудольф Терезу бросил. Она теперь ищет новую опору в жизни.
– Этот Рудольф, он такой бесхарактерный, – сетует Тереза. – Мог бы по крайней мере хоть поговорить со мной.