Берлинская ночь (сборник)

Керр Филипп

Вдруг он громко чертыхнулся.

– Вы только послушайте, что здесь пишут! «Советский министр иностранных дел Максим Литвинов объявил с трибуны Лиги Наций в Женеве, что его правительство намерено выполнить свои обязательства по существующему с Чехословакией договору и что оно одновременно предоставит военную помощь Франции». О Боже, нам достанется, если на нас нападут сразу с двух сторон.

Я промычал нечто нечленораздельное. В то, что французы организуют настоящую оппозицию Гитлеру, верилось еще меньше, чем в соблюдение ими «сухого закона». Литвинов очень

хорошо продумал свое заявление. Никто не хотел войны. Никто, кроме Гитлера. Этого сифилитика Гитлера.

Мои мысли вернулись к встрече с фрау Калау фон Хофе в прошлый вторник в Институте Геринга.

* * *

– Я принес ваши книги, – сообщил я. – Особенно интересной оказалась книга профессора Берга.

– Рада, что она вам понравилась, – произнесла фрау фон Хофе. – А что вы скажете о Бодлере?

– Он мне тоже понравился, по-моему, его стихи – о современно! Германии. Особенно цикл «Хандра».

– Наверное, вы уже созрели для Ницше, – сказала она, откинувшись на спинку стула.

Мы разговаривали в светлом, со вкусом обставленном кабинете, окна которого выходили прямо на зоопарк. Мне казалось, что я даже слышу крики обезьян, доносящиеся оттуда.

Калау фон Хофе продолжала улыбаться. Она выглядела лучше, чем была в моих воспоминаниях. Взяв фотографию, одиноко стоявшую на столе, я стал разглядывать ее – красивый мужчина и два маленьких мальчика.

– Ваша семья?

– Да.

– Вы, наверное, очень счастливый человек, – сказал я и поставил фотографию на место. – Ницше... – продолжал я, чтобы сменить тему разговора. – Я ничего о нем не знаю. Видите ли, я мало читаю. Мне трудно выкроить для этого время. Но в свое время я прочитал те страницы в «Майн кампф», где говорится о венерических болезнях. И заметьте, после этого чтения мне пришлось подпереть окно в ванной кирпичом, чтобы оно не захлопнулось.

Она засмеялась.

– Тем не менее вы, вероятно, правы.

Она хотела что-то сказать, но я поднял руку:

– Знаю, знаю, не говорите ничего. Вы мне рассказали только о том, что написано в замечательной книге нашего фюрера. Не вдаваясь в психотерапевтический анализ самого писателя.

– Правильно.

Я сел и посмотрел ей в глаза.

– Но такое возможно?

– О да, конечно.

Я протянул ей страницу из «Штюрмера».

Она спокойно посмотрела на меня, затем открыла коробку с сигаретами. Я взял одну и, чиркнув спичкой, дал прикурить ей, затем прикурил сам.

– Вы спрашиваете меня об этом по долгу службы, официально? – поинтересовалась она.

– Нет, конечно нет.

– Тогда могу сказать, что это возможно. К тому же должна заметить: «Штюрмер» – произведение не одной, а нескольких психопатических личностей. Эти так называемые передовицы или иллюстрации Фино – одному Богу известно, какое влияние оказывает на людей такая мерзость!

– А вы не могли бы немного порассуждать. На тему о влиянии, я имею в виду.

Она поджала свои красивые губы.

– Его очень трудно оценить, – сказала она, помолчав немного. – Конечно, если люди со слабой психикой будут регулярно поглощать информацию такого рода, она может повлиять на них.

– Повлиять до такой степени, что человек может решиться на убийство?

– Нет, – сказала она. – Я так не думаю. Из нормального человека она не сделает убийцу. Но если человек к этому предрасположен, то вполне возможно, что публикуемая информация и рисунки к ней могут подтолкнуть его к убийству. Вы же сами прочитали в книге Берга: «Кюртен утверждал, что описание самого непристойного вида преступления оказало на него совершенно определенное влияние».

Она закинула ногу на ногу. Услышав шуршание ее шелковых чулок, я мысленно представил себе ее ноги, стянутые подвязками, и чуть выше кружевное великолепие, которое должно было там быть. Мышцы моего живота напряглись. Продолжая вести серьезный разговор, я представил себе, как просовываю руку под ее юбку и как она раздевается передо мной. Так где же все-таки начинается испорченность?

– Понимаю, – сказал я. – А что вы как профессионал думаете о человеке, который опубликовал подобную писанину? Я имею в виду Юлиуса Штрейхера.

– Такая ненависть почти всегда является результатом сильной психической неустойчивости. – Она помолчала несколько мгновений. – Могу я вам рассказать кое-что по секрету?

– Конечно.

– Вы знаете, что Матиас Геринг, директор нашего института, – кузен Премьер-министра?

– Да.

– Штрейхер написал много ядовитой чепухи о медицине как о еврейской науке, и о психотерапии в частности. Будущее психического здоровья в нашей стране оказалось под угрозой. Следовательно, у доктора Геринга есть много причин убрать Штрейхера, он даже подготовил по приказу Премьер-министра его психологическую характеристику. Я уверена, что могу гарантировать участие нашего института в любом расследовании, касающемся Штрейхера. – Я задумчиво кивнул. – Вы подозреваете Штрейхера?

– Честно?

– Конечно.

– Если честно, то не знаю Пока давайте скажем так: я им заинтересовался.

– Хотите, я попрошу доктора Геринга помочь вам?

Я покачал головой.

– Нет. Не сейчас. Но спасибо за предложение. Я буду помнить о нем. – Я встал и направился к двери. – Бьюсь об заклад, что вы, вероятно, очень высокого мнения о Премьер-министре, поскольку он покровительствует вашему институту. Я прав?

– Он хорошо к нам относится, это правда. И я сомневаюсь, что наш институт мог бы существовать, если бы не его поддержка. Естественно, мы о нем высокого мнения.

– Пожалуйста, не думайте, что я в чем-то вас обвиняю, вовсе нет. Но неужели вам никогда не приходило в голову, что ваш благодетель с такой же легкостью может пойти и навалить кучу дерьма в чужом огороде, как Штрейхер – в вашем? Вы никогда об этом не задумывались? Меня поражает, в какой грязи мы живем. И еще долго будем вляпываться подошвами своих ботинок в дерьмо, пока кто-нибудь не догадается отловить всех бродячих собак и поместить их в питомник. – Я дотронулся до края своей шляпы. – Подумайте об этом.