Берлинская ночь (сборник)
Шрифт:
– Она учится в реальной гимназии Паульсена, не так ли? У нее там все в порядке? Никаких проблем с экзаменами или чем-нибудь в этом роде? К ней не пристают школьные задиры?
– Она, может быть, и не самая лучшая ученица в классе, – сказала фрау Штайнингер, – но ее все любят. У Эммелин множество друзей.
– А в БДМ?
– Где?
– В Союзе немецких девушек?
– А, это! Здесь тоже все в порядке. – Она пожала плечами, а затем раздраженно покачала головой. – Она – нормальный ребенок, комиссар. Эммелин никогда не придет в голову удрать из дому, если вы на это намекаете.
– Еще раз прошу простить, что мне приходится задавать эти вопросы, фрау Штайнингер. Но их нужно задать, я уверен, вы это понимаете. Лучше, если мы будем знать абсолютно все.
Я допил свой кофе и задумчиво посмотрел на рисунок на дне моей чашки. «Что бы могла означать эта фигура в виде створки раковины?» – подумал я.
– Она дружит с мальчиками? – спросил я.
– Побойтесь Бога, ей всего четырнадцать лет. – Она нахмурилась и возмущенно смяла сигарету.
– Девочки взрослеют раньше мальчишек. Раньше, чем нам хочется, наверное.
О Боже, что я об этом знаю? Послушать меня, подумал я, так на моих руках целая куча детишек.
– Она пока не интересуется мальчиками.
Я пожал плечами.
– Как только вам надоест отвечать на мои вопросы, мадам, вы сразу скажите, и я тут же избавлю вас от своего присутствия. У вас, несомненно, есть дела и поважнее, чем помогать мне искать вашу дочь.
Какое-то мгновение она смотрела на меня тяжелым взглядом, а затем извинилась.
– Могу ли я осмотреть комнату Эммелин?
Обычная комната четырнадцатилетней девочки, во всяком случае, для той, которая учится в платной школе. Над кроватью в тяжелой черной раме висела большая афиша постановки «Лебединого озера» в парижской «Опера», а на розовом одеяле сидели два потертых плюшевых медвежонка. Я приподнял подушку. Там лежала книга, роман за десять пфеннигов, который можно купить на каждом углу. Разумеется, не «Эмиль и детективы».
Я протянул книгу фрау Штайнингер.
– Как я уже говорил, девочки взрослеют раньше.
– Говорили с ребятами из технического отдела? – В двери моего кабинета я столкнулся с Беккером, который как раз выходил из него. – Нашли что-нибудь в чемодане? Или на куске занавески?
Беккер повернулся на каблуках и последовал за мной.
– Чемодан сделан в мастерской фирмы «Турнер и Гланц», комиссар. – Достав свою записную книжку, он добавил: – Фридрихштрассе, 193-а.
– Звучит очень солидно. Они регистрируют, кому продают чемоданы?
– Боюсь, что нет, комиссар. Но, очевидно, это очень популярная фирма, особенно среди евреев, уезжающих из Германии в Америку. Господин Гланц утверждает, что они продают в неделю три-четыре чемодана.
– Счастливчик.
– Занавеска из дешевой материи. Ее можно купить повсюду.
Он начал рыться в бумагах у меня на столе.
– Продолжайте, я слушаю.
– Значит, вы еще не читали мой отчет?
– А что, похоже, что читал?
– Вчера днем я ездил в школу, где учится Эммелин Штайнингер – в реальную гимназию Паульсена.
Он наконец отыскал отчет и помахал им у меня перед носом.
– Ну, вам крупно повезло. Там столько девочек!
– Может быть, вы прочитаете его сейчас, комиссар?
– Избавьте меня от этого.
Беккер сделал недовольное лицо и посмотрел на часы.
– Понимаете, комиссар, я уже собирался уходить. Мне нужно отвести детей в Луна-парк.
– Вы начинаете напоминать мне Дойбеля. Кстати, где он, хотелось бы знать? Копается в своем садике? Сопровождает жену по магазинам?
– Я думаю, он разговаривает с матерью пропавшей девушки, комиссар.
– Я только что сам был там. Но не важно. Расскажите мне, что вам удалось узнать, и можете выметаться.
Он сел на краешек моего стола и скрестил руки на груди.
– Простите, комиссар, я забыл вам рассказать об одной вещи.
– Да неужели? Мне кажется, полицейские в Алексе стали забывать слишком много. Если вы забыли, чем мы занимаемся, то я напомню:
мы расследуем дело об убийстве. А теперь слезайте с моего стола и расскажите, черт возьми, что вы узнали?
Он спрыгнул с моего стола и вытянулся по стойке «смирно».
– Готфрид Бауц мертв, комиссар. Похоже, что его убили. Домохозяйка сегодня рано утром нашла тело Бауца в его квартире. Корш поехал туда, чтобы узнать, нет ли там каких-либо обстоятельств, которые были бы полезны в нашем деле.
Я медленно кивнул:
– Понимаю. – Потом выругался и взглянул на него вновь. Он стоял перед моим столом навытяжку, как солдат, и выглядел ужасно нелепо. – Ради Бога, Беккер, сядьте, а то у вас начнется трупное окоченение, и расскажите, что вы там написали в своем отчете.
– Спасибо, комиссар. – Беккер пододвинул к себе стул, развернул его и сел, опираясь руками о спинку стула.
– Я узнал две вещи, – сообщил он. – Во-первых, большинство одноклассниц Эммелин Штайнингер утверждают, что она не один раз говорила, будто хочет убежать из дому. Очевидно, не ладила со своей мачехой...
– Мачехой? Она даже не упомянула об этом.
– Ее настоящая мать умерла примерно двенадцать лет назад. А недавно умер и отец.
– Что еще?
Беккер нахмурился.
– Вы же сказали, что узнали две вещи.
– Да, комиссар. Одна из девушек, еврейка, вспомнила случай, который произошел с ней месяца два назад: какой-то мужчина в форме остановил свою машину около школьных ворот и подозвал ее. Он сказал, что, если она ответит на несколько вопросов, он подбросит ее домой. Ну, она говорит, что подошла и остановилась у машины, мужчина спросил, как ее зовут. Она сказала: Сара Хирш. Тогда мужчина спросил ее, не еврейка ли она, и когда она сказала, что да, он уехал, не сказав больше ни слова.