Берлинская ночь (сборник)
Шрифт:
– Говорю вам, – всхлипнул он, – они бы убили меня. Я никогда не пошел бы на это, но я боялся.
– Это не объясняет, как вы вообще оказались замешаны в этом деле.
Я взял заявление Ланге и просмотрел его.
– Не думайте, что я сам не задавал себе этот вопрос.
– Ну и каков же ответ?
– Это Киндерман убедил меня. Человек, которым я восхищался. Человек, в которого я верил. Он убедил меня, что все, что мы делаем, делается во благо Германии, что это наш долг.
– Суду это не понравится, Рейнхард. Киндерман совсем не похож на Еву, совратившую
– Но это правда, говорю вам.
– Может быть, и так, но мы уже не носим фиговые листочки. Если хотите защищаться, придумайте что-нибудь поубедительнее. Это совет юриста, можете на него положиться. И еще, по-моему, вам теперь понадобятся все хорошие советы, которые вам удастся получить. Насколько я понимаю, вы единственный, кому требуется адвокат.
– Что вы хотите этим сказать?
– Скажу вам прямо, Рейнхард. В вашем заявлении достаточно улик, чтобы отправить вас прямиком в концлагерь. Но что касается остальных, то не уверен. Все они из СС, знакомы с рейхсфюрером. Вайстор – личный друг Гиммлера, и, знаете, я очень боюсь, Рейнхард, что вы станете козлом отпущения. Всех остальных, дабы не поднимать скандала, тихо уберут из СС, но не более того. А вот на вас, единственном, отыграются.
– Этого не может быть!
Я кивнул.
– Если бы у меня было еще что-нибудь, кроме вашего заявления... Что-нибудь, что помогло бы снять с вас обвинение в убийстве. Разумеется, вам придется отвечать по статье 175. Но вы могли бы отделаться пятью годами в концлагере вместо гарантированного смертного приговора. У вас был бы шанс. – Я помедлил. – Ну так как, Рейнхард?
– Хорошо, – сказал он через минуту. – Я могу вам кое-что рассказать.
– Говорите.
Он заколебался, не зная, верить мне или нет. Да что уж там, я и сам в себе сомневался.
– Ланц – австриец из Зальцбурга, – заговорил наконец он.
– Это мне известно.
– Он изучал медицину в Вене. После получения степени – а он занимался психическими заболеваниями – его пригласили на работу в Зальцбургскую психиатрическую лечебницу. Там он и встретил Вайстора. Или Вилигута, как он называл себя тогда.
– Он тоже был врачом?
– О Господи, да нет же! Он был пациентом. Профессиональный военный австрийской армии. Но он последний представитель старинной династии германских волхвов, чьи корни уходят в доисторические временна. Вайстору по наследству передалось ясновидение, это позволяет ему описывать жизнь и религиозные ритуалы древних германских язычников.
– Как кстати!
– Язычников, которые поклонялись германскому богу Кристу, их религию позднее украли евреи и представили в виде учения Христа.
– Они заявили об этой краже?
Я закурил еще одну сигарету.
– Вы сами хотели все знать, – оскорбился Ланге.
– Нет-нет. Пожалуйста, продолжайте. Я слушаю.
– Вайстор изучал руны, одним из главных элементов которых является свастика. Фактически в рунах и символах Солнца отражены формы кристаллов, например пирамидальная форма. Отсюда же происходит и слово «хрусталь».
– Что вы говорите!
– В начале двадцатых
– И его врачом был Киндерман?
– Да, до того как Вайстора выписали, в 1932 году.
– Не понял. Киндерман знал, что Вайстор – опасный сумасшедший, и выписал его?
– У Ланца антифрейдистский подход к психотерапии, в работах Юнга он видел материал для изучения истории и культуры расы. Целью его исследований было изучение духовных уровней человеческого подсознания, которые помогали бы реконструировать древние культуры. Вот почему он начал работать с Вайстором. Ланц видел в нем ключ к своему собственному направлению в юнговской психотерапии, которое, как он надеется, с благословения Гиммлера даст ему возможность основать научно-исследовательский институт, наподобие Института Геринга. Это еще один психотерапевтический...
– Да, я знаю.
– Ну вот. Сначала исследования проводились всерьез. Но затем он понял, что Вайстор – шарлатан и использует свое так называемое наследственное ясновидение лишь для того, чтобы убедить Гиммлера в высоком статусе своих предков. Но к тому времени было уже слишком поздно. А Ланц во что бы то ни стало хотел получить свои институт.
– Но для чего ему институт? У него же уже есть клиника.
– Ему этого мало. Он хочет стоять в одном ряду с Фрейдом и Юнгом.
– А как насчет Отто Рана?
– Не более чем безжалостный фанатик. Одно время был охранником в Дахау. – Он остановился, грызя ногти. – Не дадите ли сигарету?
Я бросил ему пачку и смотрел, как он закуривает, рука его дрожала, будто в лихорадке. Глядя, с какой жадностью он курит, можно было подумать, что это не сигарета, а чистый белок.
– Ну так что же?
Ланге тряхнул головой.
– История болезни Вайстора, в которой говорится о его сумасшествии, все еще у Киндермана. Ланц считает, что это его полис, гарантирующий преданность Вайстора. Понимаете, Гиммлер не выносит психических больных. Ну, в связи со всякой чепухой о здоровье нации. Так что, если бы он об этом узнал...
– ...тогда игра действительно была бы закончена.
– Каков же план ваших действий, комиссар?
– Гиммлер, Гейдрих, Небе – все они уехали на эсэсовский Суд Чести в Вевельсбург.
– А где находится этот чертов Вевельсбург? – спросил Беккер.
– Совсем недалеко от Падерборна, – сказал Корш.
– Я собираюсь последовать за ними. Посмотреть, не удастся ли мне разоблачить Вайстора и его грязные делишки в присутствии Гиммлера. На эту прогулку я возьму с собой Ланге в качестве свидетеля.