Берлинский дневник
Шрифт:
В Нью-Йорке пять утра.
На Иоханнесгассе, перед зданием радиостудии, стоят охранники в серой полевой форме со штыками на изготовку. Объясняю, кто я. После долгого ожидания мне разрешают войти. В вестибюле и коридоре полно молодых людей в армейской форме, в форме СС и СА, угрожающе размахивающих револьверами и поигрывающих штыками. Два-три раза меня останавливают, но, набравшись смелости, я рявкаю на них и прохожу в главный холл, вокруг которого расположены студии. Чежа, генеральный директор студии, и Эрих Кунсти, директор программ, старые друзья, стоят посередине комнаты в окружении возбужденно разговаривающих фашистских юнцов. Хватает одного взгляда, чтобы понять, что они арестованы. Мне — удается перекинуться словом с Кунсти.
«Когда я смогу выйти в эфир?» — спрашиваю я.
Он пожимает плечами. «Меня
«Разрешите мне поговорить с вашим начальством в Берлине, — прошу я. — Я с ними знаком. Они захотят, чтоб я вышел в эфир».
«В Берлин не пробиться», — говорит он.
«Но вы попробуете где-нибудь ночью?»
«Ладно, может быть, попозже. Зайдите еще раз».
«Никаких шансов», — шепчет Кунсти. Двое охранников, поигрывая револьверами, выпроваживают меня. Жду снаружи в холле, без конца врываюсь узнать, не связался ли тот со шрамами с Берлином. Около полуночи приходит сообщение по радио с Бальхаузплац. Вскоре объявят состав нового кабинета. Я мчусь туда. На балконе горят прожектора (откуда?). Там стоят около дюжины человек. Я различаю Зейсс-Инкварта, Глайзе-Хорстенау… Иуда зачитывает список нового кабинета. Сам он теперь канцлер.
Возвращаюсь на студию. Жду. Аргументирую. Жду. Аргументирую. Они не могут пробиться в Берлин. Нет связи. Вещание невозможно. Сожалеем. Опять аргументы. Угрозы. В конце концов меня выводят под конвоем. Со штыками никаких аргументов. Выйдя на Иоханнесгассе, смотрю на часы. Три часа утра. Опять иду к Кернтнерштрассе. Теперь здесь пустынно. Иду домой.
Звонит телефон. Это Эд из Варшавы. Рассказываю ему новости. И наши печальные тоже. Даже если я завтра останусь здесь и получу доступ к аппаратуре, — говорю я, — мы окажемся под жесткой нацистской цензурой.
«Почему бы тебе не вылететь в Лондон? — предлагает Эд. — К завтрашнему вечеру ты будешь там и сможешь дать не порезанный цензурой отчет из первых рук. А я вернусь в Вену».
Звоню в аэропорт Асперн. На завтра все места забронированы. Когда вылетают самолеты на Лондон и Берлин? В семь и в восемь утра. Спасибо. Забыл, что ночью не поговорил с Фоудором. Нацисты его не любят. Может быть… Звоню. «Со мной все в порядке, Билл», — говорит он. Всхлипывает. Сообщаю Тэсс, объясняю, почему не увидимся в течение нескольких дней. Теперь в постель. Поспать часок.
На борту голландского самолета между Амстердамом и Лондоном, 12 марта
Только что набросал текст передачи. Могу выйти в эфир, как только попаду в Лондон. Начал работать над ним сразу после взлета с аэродрома Темпельхоф в Берлине, следующая посадка в Амстердаме, поэтому опасности нацистской цензуры нет. Сегодня мне повезло. В семь утра был в аэропорту Асперн. Он в руках гестапо. Сначала они сказали, что ни один самолет не получит разрешение на взлет. Потом выпустили самолет на Лондон. Но я не смог попасть на него. Предлагал фантастические суммы нескольким пассажирам за их места. Большинство из них были евреи, и я не мог винить их за отказ. Следующим был рейс на Берлин. Я сел на этот рейс.
Вена в это утро была едва узнаваема. Почти на каждом доме развевались флаги со свастикой. Как они так быстро раздобыли их? От полицейского чиновника в Ас-перне второпях получил еще кое-какую информацию. Он настаивает, что Шушниг не бежал. Отказался, хотя для него держали самолет, ожидавший до полуночи. Характер. Когда мы взлетели, летное поле Асперна было уже забито немецкими военными самолетами. У нас была посадка в Праге и Дрездене, и после полудня мы прибыли в Берлин. Опять повезло. Место в голландском самолете, отправляющемся в Лондон. У меня оставался час, чтобы позавтракать. Купил утренние берлинские газеты. Удивительно! Геббельс проявляет себя с наилучшей стороны, или с наихудшей!.. У меня на коленях собственная газета Гитлера «Volkische Beobachter». Кричащий заголовок на всю первую полосу: «ГЕРМАНСКАЯ АВСТРИЯ СПАСЕНА ОТ ХАОСА». И невероятная история, созданная дьявольской, но богатой фантазией Геббельса, в которой описаны устроенные вчера красными разрушительные беспорядки на главных улицах Вены, драки, стрельба, грабежи. Полнейшая ложь. Но как люди в Германии узнают, что это ложь? Немецкое агентство выдало очевидную фальшивку, заявив, что прошлой ночью Зейсс-Инкварт телеграфировал Гитлеру и просил прислать войска, чтобы защитить Австрию от вооруженных социалистов и коммунистов. Поскольку прошлой ночью в Вене не было «вооруженных социалистов и коммунистов», то это чистой воды выдумка. Но интересно отметить гитлеровский метод. Тот же, что он использовал для оправдания мятежа 30 июня. Сойдет любая ложь.
Позднее. Эфир в двадцать три тридцать. Сейчас немного поспать.
Лондон, 14 марта
Сегодня в час ночи (в восемь вечера вчерашнего дня в Нью-Йорке) мы передали первую европейскую радиосводку новостей. Происходило это таким образом.
Вчера около пяти вечера у меня зазвонил телефон. Из Нью-Йорка звонил Пол У. Уайт, директор «Коламбии» по связям с общественностью. Он сказал: «Сегодня вечером нам нужна сводка европейских новостей. Около часу ночи по вашему времени. Мы хотим услышать вас и нескольких членов парламента из Лондона, Эда Марроу, разумеется, из Вены, и корреспондентов американских газет из Берлина, Парижа и Рима. Получасовая программа, и я сообщу вам точное время выхода для каждой столицы примерно за час до эфира. Вы с Марроу сможете сделать это?»
Я ответил «да», и мы повесили трубки. Правда, у меня не было ни малейшего представления, как это сделать, во всяком случае за восемь часов. Одну или пару таких передач мы делали, но тогда перед каждой из них у нас были месяцы на технические приготовления. Я заказал международный разговор с Веной, чтобы переговорить с Марроу. И пока убегали бесценные минуты, я размышлял, что делать. Чем больше я думал, тем проще все оказывалось. У нас с Марроу были друзья-газетчики в каждой столице Европы. Мы также были лично знакомы с директорами и главными инженерами различных европейских радиовещательных компаний, техническое оборудование которых должны были использовать. Я позвонил Эдгару Мауреру в Париж, Фрэнку Джервази в Рим, Пьеру Гассу в Берлин, а также директорам и главным инженерам радиокомпаний в Париж, Турин и в Берлин.
Марроу действовал из Вены; он взял на себя организацию вещания из Берлина и Вены и проинструктировал меня, что было крайне необходимо, как проделать всю эту работу. В каждой столице нам нужен был мощный коротковолновый передатчик, который отчетливо донесет голос до Нью-Йорка. В Риме такой был, но доступ к нему оставался под сомнением. В Париже не было. В таком случае мы должны заказывать телефонные линии к ближайшей коротковолновой передающей станции. Вскоре уже работали три моих телефона, и на четырех языках: английском, немецком, французском и итальянском. Первые три я знаю отлично, но мой итальянский едва теплится. Но все-таки из разговора с Турином я уловил, что в данный момент невозможно связаться ни с одним руководящим сотрудником Итальянской радиовещательной компании. О Аллах, было воскресенье. У меня еще был выход на Рим. Возможно, удастся все организовать с помощью тамошнего филиала. В Берлине удалось, коллеги взялись провести все наилучшим образом. Только, объяснили они, единственная венская линия находится в руках военных, поэтому возможность ее использования вызывает сомнения.
Когда вечер был на исходе, радиопередача начала принимать четкие очертания. Снова позвонили из Нью-Йорка и сообщили точное время выхода каждой столицы в эфир. Железное спокойствие Нью-Йорка, его уверенность, что вещание пройдет успешно, воодушевили меня. Мои друзья-газетчики начали проявляться. Эдгар Маурер, парижский корреспондент чикагской «Daily News», проводил воскресенье за городом. Долго убеждал его вернуться в город и принять участие в нашей программе. И Эдгар меня не подвел. Я знаю, что ни один человек не переживает все случившееся в Австрии так сильно, как он. Откликнулись Джервази из Рима и Гасс из Берлина. Они выйдут в эфир, если получат согласие своего нью-йоркского офиса. Выяснения в нью-йоркских редакциях газет не заняли много времени, тем более в воскресенье во второй половине дня. Еще один звонок в «Коламбия» в Нью-Йорк: получить разрешение на участие Джервази и Гасса. И из Нью-Йорка, между прочим, поинтересовались, какие передатчики и какие волны используют Берлин и Рим? Я забыл об этом. Еще один звонок в Берлин. Будет станция DJZ, 25,5 м, 11 870 килогерц. Срочно телеграмму на Си-би-эс с информацией для аппаратной.