Бермудский треугольник черной вдовы
Шрифт:
Ткач нахмурилась:
– Поговорите с Елиным. Я никогда не работаю, если объект не один. Миниатюра разыгрывается тет-а-тет. Мне порой приходится по три-четыре раза кататься, чтобы человека без компании подстеречь. Люди разные, адресат замрет от удивления, а его спутник на меня бросится и ударит. Поэтому я всегда выжидаю момент, когда объект один, и использую метод внезапности. Появляюсь словно ниоткуда, применяю плащ Гризельды.
– Это что за плащ? – спросила Антонина.
Ткач снисходительно улыбнулась, открыла стенной шкаф и вытащила оттуда рулон черной блестящей ткани.
– Гризельда – злая волшебница из пьесы «Путешествия Томаса». Колдунья обладает даром возникать
Ольга Олеговна быстрым движением развернула материал, села на корточки и набросила на себя плащ.
– Я вас вижу, – засмеялась Тоня, – вернее, перед глазами нечто, смахивающее на мешок с мусором.
Ткач встала:
– В холле светло, а я подыскиваю места, где не так много света. Подъезд без консьержки, переулок без фонаря… Полумрака в Москве хватает, и вы правильно подметили: приняв определенную позу, я смахиваю на мешок с отходами, а кто на него внимание обращает? Идете себе мимо, о своем думаете, и вдруг… раз! Пакет превращается в гигантскую кошку.
Ольга Олеговна гордо вскинула подбородок:
– Я мастер своего дела, гений перевоплощения. Абсолютно все каменеют, даже закричать не способны. А я начинаю выступление, не дав человеку опомниться. Сама фокус с плащом придумала, вспомнила, как дети пугались, когда Гризельда на сцене плащ скидывала. У меня в театре в костюмерном цехе знакомая есть, она ткань дала.
– Вы всегда используете плащ? – уточнила Антонина.
– Конечно, – кивнула актриса, – это мое ноу-хау, творческий прием.
– Кто-нибудь просил у вас костюм Василисы? – продолжала Юрская.
– Гадкая женщина, – мигом обозлилась хозяйка, – она выглядела приличной, воспитанной, а оказалась дрянью. Жила у меня Вера Лазарева. Глазки в пол, на губах улыбочка, тихоня! Я на нее нарадоваться не могла. Утром раненько уйдет, вечером позднехонько вернется, редко ночевала, медсестрой в больнице работала, сменами дежурила, по пять дней у меня не показывалась. Комнаты жильцам запирать запрещено, да и замков нет. Я в их отсутствие нет-нет да и загляну в спальни, проверяю, что там да как. Не пронесли ли тайком чайник или еду какую. Иногда зайдешь к человеку, мама родная! Такой беспорядок! Вещи горой в кресле, кровать не застелена, по полу шмотки разбросаны. А у Веры идеальный порядок. Постель как у солдата в казарме заправлена, ни складочки. Шмотки в шкафу на вешалках. Правда, вещи у нее оказались странные: форма официантки какого-то кафе (на платье был логотип заведения, но я его не запомнила), синий халат уборщицы, строгий серый костюм с белой блузкой, такие носят на работу офисные служащие, полицейская форма, короткая кожаная мини-юбка, ботфорты, зеленая униформа медсестры… Последний наряд не удивил, Лазарева же работала в больнице, но все остальное изумляло. Из нормальных шмоток были только простые джинсы, футболка и пуловер. Вера уходила от меня, одевшись обычно, но всегда брала большую спортивную сумку. Я сообразила, что Лазарева уносит с собой один из костюмов.
Ольга Олеговна не скрывает от жильцов, что порой заглядывает в их спальни, вообще она не тот человек, который станет стесняться. Поэтому задала Вере прямой вопрос:
– Чем ты занимаешься? Почему обзавелась таким количеством разных нарядов? Мне не нужны неприятности. Если затеваешь что-то противозаконное, убирайся подобру-поздорову.
– Нет, нет, – заверила Вера, – ничего дурного, я играю в самодеятельном театре. Наш коллектив небогат, костюмы сами подбираем. Сейчас готовимся к премьере, репетируем каждый день. Одна наша актриса заведует складом, мы там после работы собираемся, мечтаем победить на московском
И я успокоилась. Один раз она совсем поздно вернулась, за полночь, я от стука двери проснулась, в холл вышла, гляжу: Лазарева. Она смутилась.
– Простите, Ольга Олеговна, не удержала створку, в последние дни очень пациенты тяжелые, руки у меня от напряжения ослабли.
Я на нее посмотрела: лицо бледное, синяки под глазами, губы бесцветные, худая, только волосы буйные, копна рыжих кудрей. Прямо стог на голове. Мне неожиданно жиличку жаль стало, вот я ей и посоветовала:
– Ты поселилась в своей клинике, нельзя по нескольку суток работать, на этой неделе один раз дома ночевала. Надо отдыхать. Всех денег не заработаешь, а если надорвешься, здоровье угробишь, тогда полученные средства на лечение уйдут. Умерь свой пыл.
Она тихо ответила:
– Не могу. Очень деньги нужны. Не спрашивайте зачем.
А я и не хотела интересоваться, не мое это дело. Я со съемщиками в близкие отношения не вступаю, знаю: только начни с ними чай пить, сразу на шею сядут, ноги свесят и заноют: «Денег нет, разрешите, в кредит поживу». Но Лазарева меня в тот день тронула. И я ей сказала:
– Запиши телефон Андрея Елина, если договоритесь, будешь тысяч тридцать в месяц иметь, станешь чаще в своей кровати спать, а не в ординаторской, где каждый тебя дернуть может в любое время.
Она задохнулась от радости:
– Правда? А что делать надо? Каждый день не смогу работать, я же в больнице сутками.
Ткач сложила руки на груди.
– Вот спросите меня, почему я ей про кошку Василису рассказала? Про сайт «Секрет-скелет» разболтала? Хотя о нем говорить Андрей не запрещал. Я с людьми не откровенничаю, жизнь научила меня простому правилу: меньше языком про себя и других мелешь – крепче спишь. И все друзья до первого полицейского: если хвост приятелям прищемят, они все твои тайны выболтают, да еще приврут для красоты рассказа. Но Вера… вот не пойму, что в ней такое было располагающее, притягивающее… Может, взгляд? Она словно в душу тебе смотрела, глаза у нее очень красивые, карие с поволокой. В момент нашей беседы зрачки у нее вдруг уменьшились, такие малюсенькие сделались, просто точки, а через секунду – ух! – расширились, заполнили всю радужку, ну прямо бездонно-черные глазища стали, очень необычно выглядели. Меня в эту бездну будто затянуло, и я, сама не понимая почему, про Василису ей рассказала.
Глава 24
Ольга Олеговна дернула плечами.
– Через неделю Лазарева пришла домой рано, около пяти, постучала ко мне в комнату и тихо заговорила: «Спасибо вам за доброту и внимание, подсказали, где приработок найти. У нас сегодня пациент, хозяин санатория, выписывался, подарил мне в знак благодарности путевку. Тридцать километров от Москвы, номер люкс из двух комнат, пятиразовое питание, бесплатный массаж, бассейн, душ Шарко, всякие процедуры. На четыре дня ваучер. Туда-назад на автобусе от метро «Речной вокзал» везут. Сама я поехать не могу, может, вы воспользуетесь?
Ткач оперлась локтями о колени.
– Я хотела ей «нет» сказать, а язык вдруг произнес: «Давно не отдыхала».
Лазарева обрадовалась:
– Вот и езжайте. Расслабитесь бесплатно. Вас там на руках носить будут.
И я! Глупая макака! Отправилась в Подмосковье. В санатории обслужили меня по высшему классу. Захочешь придраться, да не к чему. Еда, процедуры – все на высшем уровне. Жила я королевой четверо суток. Домой вернулась заново рожденной. Не успела войти, Андрей звонит: «Олечка, есть работа».