Бермудский треугольник черной вдовы

Донцова Дарья

Я схватила салфетку и начала чертить на ней ручкой линии.

– Да, Лазарев замел следы, но мы можем порассуждать. Смотри, мальчик мчится на мопеде, его скорость может составлять шестьдесят километров в час, убийца сидит в кустах. Как киллеру выскочить, чтобы схватить паренька незаметно сзади? Федя летит вперед, поди поймай его. Можно неожиданно выбежать на дорогу, тогда водитель притормозит. Но если Лазарев устранил мальчика сам, то он должен был увидеть, что напал на сына. И если убийцей стал Сачков, то Володя тоже стопроцентно узнал бы Федю. А наемному исполнителю всегда дают фото. Значит, если действовать спереди, понятно станет, кто едет. И как Феде повредили шею? Может, в него сначала метнули нож, камень, дубину? А потом задушили чем-то вроде тонкой

проволоки? Хотя это риск, можно промахнуться или угодить в руку-ногу, пацан удержится в седле, избежит смерти, вернется домой, расскажет всем про нападение… А если подойти к упавшему с удавкой, сразу увидишь, кто он такой.

– Подожди, – остановил меня шеф, – что-то мне это напоминает, не могу вспомнить… Хотя…

Босс схватил телефон:

– Роберт, лет десять-восемь назад, точно не помню, бригада Филиппова работала над делом Куличкина. Или Куликова. Серийный убийца называл себя Оцеола, вождь семинолов, потому что… да, точно, ну-ка посмотри там подробности способа убийства… жду… ага…

Через пять минут Иван Никифорович положил трубку на стол.

– Куличкин убивал одиноких байкеров. Поздним вечером он натягивал на дороге тонкую, очень прочную проволоку. Что случалось с мотоциклистом, когда его шея на полной скорости встречалась с преградой? Несчастному отрезало голову. Куличкин потом спокойно сматывал орудие убийства и уходил. Эксперт весь мозг сломал, пока догадался, как бедняг на тот свет отправили. Когда Куличкина взяли, он рассказал, что является Оцеолой, вождем семинолов, борется с врагами своего племени, белыми захватчиками.

– Сумасшедший, – вздохнула я.

– Ну да, – согласился Иван Никифорович, – психиатрический больной. У него в квартире нашли книги про индейцев, головной убор из куриных перьев, который он сам смастерил, шиза в полном наборе.

– Проволоку мог и Сачков натянуть, – остановила я босса, – не очень трудное дело, главное – правильно рост жертвы рассчитать, чтобы преграда на горло пришлась. Володя хорошо знал Федю, ему нетрудно было такое проделать. А вот с Геннадием пришлось торопиться, времени на долгую подготовку не было. Поэтому проволока оказалась выше, чем надо, она попала Волкову в переносицу, там очень хрупкая кость, тоньше только височная.

– Хорошо, – вздохнул Иван Никифорович, – пусть Сачков замешан в смерти мальчиков. Но почему он перед самоубийством упомянул о Гене? А о Федоре промолчал. Может, к кончине Лазарева Владимир отношения не имел?

– Или он собирался просить на том свете прощения у Волкова не за его убийство, – добавила я, – а за что-то иное. Может, Володя у Гены кошелек когда-то украл! Или Сачков вообще к убийствам не причастен? Вдруг, мы ошибаемся во всем?

Глава 34

Людмила Игоревна совсем не походила на жену олигарха. Никаких сверкающих драгоценностей она не носила, была одета в элегантное светло-коричневое платье и лодочки на невысоком каблуке. Кофемашину Волкова включила сама и поставила передо мной тарелочку с сухофруктами, сказав:

– Печенье-конфеты не ем, предпочитаю курагу, финики, чернослив. Что привело вас ко мне?

– Я занимаюсь делом, корни которого уходят в ваше детство, – завела я, – заранее прошу прощения. Вам воспоминания могут причинить боль. Но нам очень надо знать все, что вы помните о смерти своего брата и Феди Лазарева.

– Зачем? – спросила Людмила. – Дело давнее, мне тогда едва четырнадцать исполнилось.

– Убийцу мальчиков так и не нашли, – продолжала я, – но сейчас в ходе расследования другого дела всплыла история гибели этих подростков, и у нас появилась возможность вычислить их убийцу. Ваш рассказ очень важен, до сих пор мы беседовали с теми, кто уже тогда был взрослым, и, конечно, они оценивали все события со своей колокольни. А вы из компании ребят, вероятно, знаете то, что подростки не сообщали родителям. И нам для поимки преступника очень нужны ваши воспоминания.

Волкова сгорбилась:

– После того лета жизнь стала другой. Папа умер в больнице, и это можно

считать Божьей милостью, он не видел Гену в гробу. Мама пережила похороны, но от стресса заболела онкологией и ушла через несколько лет за мужем. Бабуля тоже скончалась. Родители очень любили друг друга и нас с братом обожали. В нашей семье не было ни злости, ни лжи. Тем летом Гене исполнилось тринадцать, мне четырнадцать. В этом возрасте подростки вредничают, дерутся между собой, хамят взрослым. Нас это все миновало, Гена был моим лучшим другом. Он рос спокойным, вдумчивым, много читал, учился на одни пятерки, с ним было интересно. Зимой-весной-осенью, когда семья жила в Москве, мы везде ходили с ним вместе. Мои подруги тоже общались с Геной, а друзья брата прекрасно относились ко мне. У нас не принято было издеваться над кем-то из компании, мы никогда не обращали внимания на то, кто как одет, у кого дома богатая обстановка, а у кого бедно. А вот летом…

Людмила вздохнула:

– Нас вывозили на дачу в Гуськово, и там Геннадий становился другим.

Волкова сложила руки на груди.

– Наш дом стоял между коттеджами Поповых и Лазаревых. У первых детей не было, а у вторых подрастали дочь и сын. Вера считалась звездой местного коллектива. Не могу сказать, что она блистала красотой, в деревне жили более интересные девочки. У Лазаревой только волосы поражали: рыжие, кудрявые, очень густые. Но у девочки был талант, она умела всех себе подчинить. Я не понимала, почему ребята табуном бегают за Лазаревой. Что ценилось в подростковой компании тех лет? Умение быстро бегать, прыгать, плавать, обладание чем-то, чего нет у других. Вот, например, у Семена Кратова была кинокамера, и мальчики с ним дружить хотели, надеялись, что Сеня им поснимать даст. У Толи Паскина была огромная библиотека. Весь Дюма, Майн Рид, Джек Лондон, не знаю, где его мать книги доставала. Понимаете, по какой причине с Паскиным общаться хотели? У нас на участке стоял небольшой домик, сейчас бы его назвали гостевым, а мы именовали чуланчиком. Хотя хорош чулан: две комнаты, кухонная ниша и туалет. Там на моей памяти никто не жил. Бабушка, Галина Сергеевна, отдала нам домик и сказала: «Если дождь пойдет, в чужие избы не ходите, ведите свою компанию сюда, я оставила вам печенье, карамельки, лимонад поставила. Не мешайте никому, взрослые работают, на огородах заняты, играйте на нашем участке».

– У вас была очень умная бабушка, – улыбнулась я, – дети считали, что они веселятся без взрослых, а на самом деле находились под присмотром Галины Сергеевны.

– Ну да, – засмеялась Людмила, – именно так. Володя Сачков играл на гитаре, прекрасно пел. У нас с братом был чуланчик, у Паскина книги, у Сачкова шестиструнка, у Кратова камера, ясно, по какой причине с нами дружить хотели. Кроме того, Володя здорово танцевал и был красавец. В него все девчонки повлюблялись. А что у Лазаревой? Ничего! Петр Михайлович и Евгения Федоровна детям интересных вещей не покупали. В свой дом Вере приглашать ребят запретили, да и на участке нас видеть не хотели. Только калиткой скрипнешь, Евгения из окна высунется и ну кричать: «Что надо? Зачем притопала? Цветы поломаешь, иди отсюда». Чем могла Вера похвастаться? Особой красоты нет, одета как все. Но она непостижимым образом стала королевой Гуськова. Мы с Геной ахнуть не успели, как оказались у нее в подчинении. Вера сколотила небольшую компанию детей, с которыми хотели водиться все, и Гена, и Толя, и Володя в нее разом влюбились.

– Сачков? – переспросила я. – Ему нравилась Вера?

– Сначала я так считала, – кивнула Людмила, – давайте по порядку все объясню.

– Простите, больше перебивать не стану, – пообещала я и превратилась в слух.

Вера оказалась вдохновенной выдумщицей, она придумала некое общество, написала его устав и клятву, которая звучала так: «Клянусь никогда не предавать моих товарищей, во всем помогать им, никому не рассказывать о Тайном обществе рыцарей. Если выдам чужие секреты, пусть меня убьют». Вера не терпела соперниц, поэтому ни одной девочки в ряды своей банды не приняла. Ради Милы Лазарева исключения не сделала.