Бернарда
Шрифт:
Нет, я его не разлюбила. Я наслаждалась обществом Дрейка, как и в прежние дни: млела от близости, ловила взгляды, вбирала запахи, постоянно сдерживала желание коснуться, когда тот был на расстоянии вытянутой руки (зря я столько времени потратила на изменение внутренних установок?). Невероятно хотелось проверить, что все-таки произойдет…
Но все эти мысли с реактивной скоростью вылетали из головы, стоило только услышать из его уст очередное задание.
Поменяй цвет стеклянного кубика на столе!
Что?
(Дрожь в коленях…)
Как?!
Ему было плевать как. Перепредставь! Сделай так, чтобы замененный мысленный
Измени форму пластикового теннисного шарика. Снова перепредставь? Я отчаянно пыжилась, пытаясь родить этот каменный цветок до тех пор, пока, однажды не разозлившись, просто не топнула по нему ногой. Шарик сплющился.
Дрейк зло сжал губы.
Начали все сначала…
Нагрей воду в стакане (да что я нагреватель, что ли?) Хоть палец туда суй, чтобы температура поднялась. Ах, нет? Палец нельзя? Мысленно? Вот черт…
Домой я возвращалась пошатывающаяся и с плывущей головой. Сознание из-за постоянных попыток перепредставления грозилось уйти в коллапс. Это ему – Дрейку – все давалось просто! Захотел, чтобы кубик из прозрачного стал красным – он тут же и стал. А я хоть пукни с натуги – все одно, не работает!
Дома тоже был бардак.
А все потому, что у Смешариков выявились новые способности – превращаться.
Только этого еще не хватало.
Первой это заметила Клэр, когда попыталась взять лежащую рядом поварешку, а та, обернувшись меховым глазастым сгустком, со смехом скатилась со стола. Да-да! Оказалось, они еще и смеялись, шутники пушистые. Точно говорят: как лодку назовешь, так она и поплывет. Напугали кухарку едва ли не до инфаркта, отчего та целый вечер накачивалась успокоительным, рассказывая мне свои эмоции по пятому кругу в деталях.
Я, помнится, верить поначалу не особенно спешила.
Но до подтверждения правдивости ее слов ждать пришлось недолго. Как-то утром у меня на тумбе появился букет алых цветов, стоящий сам по себе, без вазы; а стоило мне продрать глаза и с удивлением потянуться к нему – как цветы тут же приняли форму глазастиков и стремительно раскатились по всем углам, дабы не схлопотать по пушистым попам от недоброй (в предвкушении нового рабочего дня с материей) меня.
Впрочем, в корзину у кровати на ночь они собирались исправно и делали вид, что ничего особенного за день не произошло. Ну, подумаешь, повисели на стенах дополнительными картинами или встали на полке дополнительными книжками? С кошками ведь не подрались и ничего не испортили.
Сначала мы с Клэр пугались, бывало, даже злились. Но потом привыкли и потихоньку начали посмеиваться.
Все-таки способности пушистых существ оказались сногсшибательными.
Вот уж кто в совершенстве владел работой с материей… Мне оставалось только позавидовать. Как из меха, плоти и крови (если, конечно, она там была) обращаться в железо или пластмассу? И ведь на ощупь каждая «подделка» выглядела очень даже близкой к оригиналу.
Пришлось выработать новое правило: если видишь что-то, чего пять минут не стояло, не лежало, не висело (и вообще здесь не находилось), то не трогай: это Смешарик.
Балаган, да и только.
Но этот балаган, как ни странно, помогал моему разуму лучше принять убеждение о том, что все возможно. А это, в свою очередь, помогало достичь больших результатов на уроках с Дрейком. Воспоминания о проделках домашних питомцев подстегивали мой быстро угасающий в случае неудач энтузиазм, подталкивая к новым пробам и попыткам.
Мысль о том, чтобы избавиться от Смешариков, мне в голову не приходила. И тому было несколько причин. Во-первых, кошек они, как и обещали, не трогали. Иногда даже пытались вместе играть, а если в дело вступали Ганькины когти, то быстро оборачивались чем-нибудь мокрым, шипящим или колючим – кошачий интерес к таким предметам моментально таял. Во-вторых, избавиться от глазастиков можно было только одним способом – вернуть в реакторную лабораторию, где их ждала бы смерть. А в-третьих, мне было любопытно и забавно иметь таких существ дома: вреда они не чинили (шутки не в счет), жить не мешали, по вечерам мило собирались в корзине и пытались вести диалоги в картинках. В общем, мы прикипели друг к другу.
Гости, приходившие в дом, ровным счетом ничего не замечали. Да и кто обратит внимание на новый ряд кактусов на подоконнике, кучу свечей по всей комнате или ворох разноцветных тапок у входа в коридоре? Подумаешь, причуды у хозяйки… Ведь никто не знал, были они там до этого или нет.
Одно я со временем подметила совершенно точно: посторонним Смешарики показываться не спешили и при чужих ничем себя не выдавали. Никогда. Из-за такого поведения и я осторожничала с рассказами о них. Даже Дрейку.
Несколько раз тот спрашивал о том, как поживают новые питомцы, и я осторожно уходила от детальных ответов, ограничиваясь улыбками и неизменными словами «хорошо, спасибо». Дрейк щурился, думал о чем-то, но вслух ничего не говорил.
Я списывала это на то, что помимо работы со мной, Начальник оставался постоянно занят чем-то иным, что не позволяло ему надолго сосредотачиваться на теме Смешариков. Но это было к лучшему.
Пока я корпела над изменением физических форм с помощью мысли, мои коллеги тоже подвергались безжалостным физическим нагрузкам: иногда мы сталкивались в коридорах, где они, взмыленные и пышущие тестостероном, одевшись после душа, расходились по домам. Несколько раз, следуя по коридорам за Дрейком, я видела их стрельбище – тир, размером со стадион, в котором вместо привычных статичных мишеней использовались движущиеся тени – псевдо-фантомы, как объяснил Начальник. В этом помещении постоянно менялось освещение и перестраивалось пространство с учетом того, чтобы декорации никогда не повторялись и у ребят не было возможности действовать по памяти. Так же, по словам Дрейка, ранения, полученные в этом месте, были вполне настоящими, поэтому двигаться и защищаться нужно было так же активно, как это пришлось бы делать в реальной жизни.
Мда-а-а. Жестоко. А я еще сетовала на трудность своих уроков. Хотя, когда дело доходило до физических нагрузок в спортзале, я тут же забывала чужие проблемы, выматываясь до седьмого пота.
Времени на посещение своего мира выдавалось мало. Я старалась бывать там, один раз даже ночевала в старой спальне, но по большей части приходилось упорно трудиться в Нордейле.
В один из вечеров, не справившись с заданием во время урока, я взяла трудовой материал домой – им оказался пластмассовый кубик, которому следовало придать треугольную форму. Материя, как и раньше, почти не давалась мне, выматывая силы и нервы без какой-либо отдачи взамен. Редкие результаты казались мне больше совпадением, нежели влиянием силы воображения на реальный предмет.