Берсеркер
Шрифт:
Заметив нерешительность Дункана, он улыбнулся:
— Тебе очень одиноко здесь, сын мой?
— Да, о Святой. Но вчера ночью я узрел знак. Я ждал его два года, и наконец он был дан мне вчера ночью.
— В самом деле? Добрая весть. — Взгляд жреца скользнул к горе, затем к солнцу, будто для того, чтобы определить, сколько времени можно затратить на беседу, но Дункану он сказал без малейших признаков нетерпения: — Поведай мне о нем, если желаешь.
Однако, узнав о том, что знаком Дункана была вспышка в небе, жрец нахмурился.
— Сын мой, сей свет видели многие. Сегодня старейшины дюжины деревень большинства племен пришли в Храмовую деревню. Каждый видел в небесной вспышке что-то свое, и ныне я собираюсь помолиться в пещере именно из-за этого.
Жрец сел на ослика, но неожиданно снова обернулся к Дункану:
— И все же меня не было среди избранных, чтобы узреть знак небесных богов, а ты был. Может быть, эго знак для тебя, как и для других, так что не огорчайся, что он предназначался не только для тебя. Исполняй свой долг богобоязненно, и знак будет дарован тебе. — Он повернул своего осла прочь.
Чувствуя себя совсем ничтожным, Дункан медленно зашагал обратно к отаре. Да как он мог подумать, что свет, виденный половиной мира, предназначался для единственного пастуха? Теперь его знак исчез, а волк остался.
После полудня показалась еще одна фигура — шагавшая со стороны деревни Колин. Дункан подтянул пояс своей шерстяной туники и пятерней вычесал травинки из шевелюры. Пощупал подбородок, жалея, что борода растет пока так жидко.
Он уже не сомневался, что в гости идет Колин, когда она была еще в полумиле от него. Но заставил себя двигаться спокойно и сделал вид, что только что заметил ее, когда Колин показалась на вершине холма на расстоянии окрика. Ее каштановые волосы и одеяния развевались на ветру.
— Привет, Колин!
— Привет, пастырь Дункан. Отец послал меня спросить о своей овце.
Он с беспокойством окинул взглядом отару, узнавая овец одну за другой. Слава богам земным и небесным!
— Овца твоего отца цела и здорова.
Она подошла поближе.
— А другие овцы не все целы?
Ах, как она прекрасна! Но за простого пастуха ее ни за что не отдадут.
— Вчера ночью волк снова зарезал одну. — Дункан замахал руками. — Я слежу, жгу костры. У меня копье и палица, я бросаюсь на него, когда он подходит, и отгоняю прочь. Но рано или поздно он заходит с другой стороны, или какая-нибудь овца отбивается от стада.
— Надо, чтобы пришел кто-нибудь из деревни. Помог бы даже отрок. Если волк крупный и умный, помощь нужна любому пастуху.
Он кивнул, польщенный ее намеком, что он уже мужчина, а не отрок. Но беды его чересчур велики, и Дункан остался безутешен.
— Ты видела вспышку в небе вчера ночью? — спросил он, с горечью припомнив собственную радость при мысли, что это знак только для него.
— Нет, но вся деревня только о ней и говорит. Я скажу им о волке, но вряд ли кто-нибудь придет тебе на помощь в ближайшие день-два. Все танцуют
Жрец промчался в полумиле от них по пути в долину из пещер, изо всех сил погоняя своего осла галопом к Храмовой деревне.
— Может, он встретил твоего волка, — предположила Колин.
— Он не оглядывается. Может, получил в пещерах важный знак земных богов.
Они еще немного поболтали, сидя на траве, пока Дункан ел принесенные пироги.
— Я должна идти! — подскочила Колин. Солнце уже опускалось, а ни он, ни она этого не заметили.
— Да, поторопись! Ночью волк может шастать по всей равнине.
Провожая взглядом заспешившую прочь Колин, Дункан ощутил дух волка в собственной крови. Наверное, она поняла это, потому что как-то странно оглянулась на него с вершины холма. И скрылась.
Собирая на склоне холма хворост для ночных костров, Дункан мгновение помедлил, поглядев на закат.
— Небесные боги, помогите мне, — молился он. — И земные боги, ибо темный волк должен принадлежать к вашему царству. Если вы не дадите мне знака, то хотя бы помогите одолеть волка. — По традиции он поклонился и приложил ухо к скале. День за днем просил он какого-нибудь бога о знаке, но ни разу...
И тут услышал голос. Съежился на месте, слушая камень, не в силах поверить своим ушам. Наверное, шум водопада или бегущий скот где-нибудь неподалеку. Впрочем, нет. В камне звучал настоящий голос, грохотавший и выкрикивавший слова откуда-то из-под земли. Слова Дункан различить не мог, но это оказался настоящий голос бога из-под земли.
Он выпрямился со слезами на глазах, на мгновение забыв даже об овцах. Этот восхитительный знак предназначен не для половины мира, а только для него! А он еще сомневался, что знак будет дан.
Важнее всего услышать, что голос говорит. Склонившись, Дункан снова прислушался. Приглушенный голос повторял что-то снова и снова, но Дункан не понимал его. Взбежав шагов на пять вверх по склону, он приложил ухо к следующей скале, выступающей из-под земли. Да, здесь голос гораздо яснее; порой юноше удавалось различить слово-другое. «Дать», — сказал голос. Бур-бур-бур. «Оборона», — сказал голос; во всяком случае, так показалось Дункану. Но даже слова, которые он узнавал, произносились со странным акцентом.
Заметив, что наступают сумерки, он встал, охваченный испугом и нерешительностью. Он все еще отвечает за овец и должен зажечь сторожевые костры, просто обязан, потому что без них волки вырежут всех овец. И в то же самое время он должен слушать этот голос.
Сквозь сумерки к нему приближался силуэт, Дункан схватился за палицу, но затем увидел, что это Колин.
— Солнце село, — с напуганным видом прошептала она, — а я боюсь темноты. Возвращаться к тебе было куда ближе, чем идти до деревни.