Бертолетова соль агентуры глубокого укрытия
Шрифт:
заполнили рынок США.
– А почему США?
– поинтересовался шеф.
– Кхм... Там много лохов, врать не буду. А я шарю под Моне.
– А в Италию вы свои картины не отправляли?
– поинтересовался предводитель итальянцев в
Украине.
– Конечно, отправлял... На моих «Моне» стоит внизу мааленькая подпись: arcasha.
Скорцени поперхнулся.
– Что-что? Arcasha?
– Да, arcasha.
Скорцени посмотрел на начальника.
– Шеф, такую картину за пятнадцать
них был юбилей. Вы помните?
– Конечно, помню. Там ещё груши на столе лежат, хлеба краюшка...
– И пустой треугольный стакан, - сказал Аркаша.
– Да, - удивлённо проговорил шеф.
– И пустой треугольный стакан. Вы и в самом деле автор. Это
надо же!
– Сколько, говорите, евро?
– Пятнадцать тысяч.
– Мда... Я получил пятьдесят.
– Выпьете с нами?
– предложил шеф.
– Да, в общем-то, не откажусь, - ответил художник, присел за столик и бахнул сразу двести
грамм. Закурил. Спросил:
– А вы, братья, откуда залетели на Подол?
– Да, собственно, из Рима, - ответил шеф. Скорцени молчал и осторожно оглядывался по
сторонам.
– А… из Рима. Понятно. Как там Рим?
– Да пока ничего. Колизей стоит на месте.
– Был я у вас в молодости. Писал портрет одной дамы. Хороша дама, помню как сейчас. Жена
одного вашего бандита. Он тогда работал премьер-министром. В то время у вас Красные
бригады шорох наводили. Те ещё парни. Почти как наши, подольские.
– Задумчиво затянулся
сигаретой.
– Да, было, было, - ностальгически поддакнул шеф.
– В этом что-то есть. Хоть и красные, но -
бригады. Ветераны Красных бригад до сих пор собираются и вспоминают прошлое. У них в
Риме есть свой закрытый для посторонних клуб. Так и называется - "Красный бригадир".
– Да?
– спросил Аркаша.
– Это интересно. Я бы с ними пообщался.
– Туда не попадёшь, - сказал шеф.
– Они впускают только своих, бывших реальных бойцов. Я бы
и сам туда сходил. Даже мечтаю туда попасть! Так я - итальянец и местный, как вы говорите, а
тоже возможности нет.
– Вы итальянец, но абсолютно чисто говорите на русском языке. Как это у вас, получается?
–
спросил художник, рассматривая харизматичное лицо шефа.
– Русский язык - мой второй родной язык. Я тридцать лет говорю на русском языке и уже давно
думаю на нём. Вот мой друг, Скорцени, тоже им владеет, но думает пока ещё на итальянском.
– А Отто Скорцени не ваш родственник?
– спросил Аркаша пуская дым сигареты.
– Прадед, - ответил Скорцени.
– А вы его знаете?
– Да, в общем-то, слышал. Хороший был диверсант.
– Он был воин, - с вызовом сказал Скорцени.
– Да, я это и имею в виду.
В "Экспресс" зашел человек в круглых очках и с большими, мохнатыми усами. Медленно
направился к стойке.
– Саша! Маринин!
– крикнул Аркаша.
– Ты чего это так замаскировался.
Саша быстро подсел к Аркаше и итальянцам за столик.
– Не ори, - сказал Аркадию.
– Я в бегах.
– Посмотрел на итальянцев.
– От жены.
– Да?
– удивлённо спросил художник.
– А зачем эти дурацкие усы? И с глазами у тебя вроде всё в
порядке. Пенсне нацепил...
– Аркаша, меньше текста. Я просто соскучился по "Экспрессу". Вот и пришел. А усы - выросли.
Вопросы есть?
– Да нет вопросов, - нейтрально ответил художник.
– Извините, но, по-моему, я вас где-то видел, - проговорил шеф.
– Да? Интересно, где?
– настороженно проговорил Маринин.
– А! Вспомнил. Вы - музыкант. И работаете дуэтом. Я слышал вашу великолепную
интерпретацию испанской песни о любви. Беса ме! Беса ме мучо! Вы играете на балалайке. А
где ваш бородатый напарник?
Маринин ошеломлённо глядел на итальянца. Посмотрел по сторонам. Осторожно спросил:
– Вы нас слышали в "трубе"?
– Как вы сказали? В трубе?
– "Труба" - это подземный переход на Крещатике.
– О! Да, да! Я вас слышал в "трубе". Мне так приятно пообщаться с музыкантом. Я устал от
разговоров о войне, революции и подполье. Человека искусства видно сразу. Того, кто не держал
в руках оружие, заметишь за версту. Вы добрая душа. Если не возражаете, выпьем?
– И налил
Маринину стакан водки.
– Ммм... Да. Я люблю музыку. Но и выпить не прочь!
– Взял стакан. Представился:
– Саша.
Главный итальянец протянул руку.
– Бенито. А это мой напарник по работе, Отто.
Скорцени наклонил голову.
– Отто Скорцени его прадед, - вставил Аркаша.
– Ты представляешь?
– Это правда?
– спросил "музыкант"
– Да, - ответил Скорцени.
– В его честь все мужчины нашей "семьи" получают имя Отто.
Выпили.
– Отто Скорцени ваш прадед, - неторопливо констатировал Маринин, кинув в рот дольку
лимона.
– А мой прадед штурмовал Берлин. Его звали Егор. Но я - Саша. У нас, как вы говорите
в "семье", каждый имеет своё собственное имя. Прадед - Егор, дед - Данила, отец - Иван, а я -
Александр. Вот так, Отто.
– "Музыкант" с убедительной безмятежностью смотрел на Скорцени, топорща усы.
– У всех свои традиции, - уклончиво ответил Скорцени.
– У нас традиция быть самим собой, - мягко начал давить на итальянца Маринин. У него было