Бес Славы
Шрифт:
Да похер, не важно.
Резко встаю и иду к двери. Покидаю кабинет отца, оглядев его еще раз, держась за ручку. Вот что за тоска? Хоть волком вой.
В гостиной возвращаюсь к камину. Делаю огонь посильней и сажусь в кресло. Любуюсь на танец огня, стараясь ни о чем не думать. Сегодня не стоит. А вот завтра надо будет позвонить отцу Ильдара, договориться о встрече, чтобы узнать, про какой новый проект он говорил.
Сижу еще минут десять, а когда уже собираюсь встать и даже приподнимаюсь, раздается звонок в дверь. Кого там черти принесли? Иду к двери и ничего, точнее никого
И почти не удивляюсь, когда вижу на пороге Марину. В том же наряде, что на поминках и с той же наигранной скорбью на лице.
– Матвеюшка, – поет она, слегка запинаясь. Напилась "матушка". – Я к тебе, мой мальчик, так мне одиноко...
Хмурюсь, придерживая дверь. В дом пускать ее не хочу.
– Ой ли, Маришка, тебе, да в таком наряде, да в таком состоянии и одиноко.
– Еще как, – слезно кивает она. – Без твоего отца так плохо. А меня даже утешить некому.
Усмехаюсь, качая головой.
– Что ты хочешь?
– Сочувствия и соучастия, – она достает из сумки бутылку бурбона. Того, что так любил отец. – Я же знаю, что и тебе плохо, – шепчет она заигрывающе. – Давай, поможем друг другу. Давай утопим грусть...
Тут она делает что-то странное и неожиданное – бросается мне на шею, старательно прижимаясь грудью. А я, не долго думая, одним резким движением отстраняю Марину от себя, но она опять пытается повторить маневр и повиснуть на моей шее.
– Топись одна, – бросаю я ей, слегка толкаю и быстро закрываю дверь перед ее носом.
– Ну, Матвей! – орет она громко и противно, как коты в марте.
И что за очередное шоу от «матушки»? Как будто ей членов с кошельком мало в городе. А хотя Марина сейчас бухая и болтливая, так что… Возвращаюсь к входной двери и, не включая свет, открываю ее.
– Да нет же… – шепчет «матушка» в трубку, сидя на ступеньках ко мне спиной. – Ни в какую в руки не дается. Да не пьет он сейчас, – вздыхает она, а я, кажется, даже не дышу, боясь выдать свое присутствие. – Не знаю, что делать. Ой, не тебе меня учить, как мужиков соблазнять, хотя идея мне нравится. А то я, блядь, не понимаю, что срочно надо. Может, это, к бабке какой за приворотным зельем съездить? Да не идиотка я! Думаешь, идиотка смогла бы на протяжении года незаметно сливать тебе всю инфу по Жориным делам? Не ори на меня, дорогой. Помни, что мы в одной связке, и если ты не хочешь, чтобы Матвей узнал… – тут Марину, видимо, прервал собеседник, а потом она залебезила: – Нет-нет, прости, я просто пьяная. Конечно, я тебя никогда не предам.
Не знаю, что она услышала, но в ее голосе – нотки животного страха. «Матушка» охренительно боится этого человека. А я очень хочу узнать, кто он.
Прикрываю тихо дверь, включаю свет, а потом уже громко выхожу на крыльцо. Марина оборачивается и смотрит на меня, снова входя в образ скорбящей вдовы.
– Входи, – киваю я.
– Матвеюшка, дорогой, – она даже почти натурально всхлипывает. – Ты такой хороший, прямо как твой папа.
Сука! Я бы сейчас с удовольствием взял ее за патлы и пару раз приложил о стену головой. Но надо действовать аккуратно, иначе ее загадочный «дорогой» сорвется с крючка. И эта стерва еще отца вспоминает!
Марина, Марина… Решила использовать тактику невинной овечки? Неужели и сиськи под одеждой даже спрячет, чтобы меня в койку затащить? Да пусть делает, что ее гнилой душонке угодно. Мне сейчас надо добраться незаметно до ее телефона.
Его она положила в сумку, а ее держит у себя под локтем. Пристально смотрю на ее «луивитоновскую» ношу, уже мысленно держа телефон стервы в своих руках. Марина обращает на это внимание, а я перевожу взгляд на ее лицо и с кривой улыбкой спрашиваю:
– Где там твой бурбон?
Наиширочайшая улыбка появляется на лице Марины. Она открывает сумку, достает бутыль и протягивает мне. Подхожу, забираю. Беру с полки два бокала и разливаю. Отдаю бокал "матушке". Мы чокаемся. Я лишь делаю вид, что пью и наблюдаю за тем, как Марина осушает бокал. Тут же ставлю свой на стол так, чтобы она не видела, забираю бокал из женских рук и наливаю ей еще. Подобную манипуляцию повторяю дважды. Дважды прокатывает. Марина молча пьет, а ее блядские глаза начинают уже посылать друг друга в долгое эротическое путешествие.
– Матвеюшка, – протягивает она пьяно, пытаясь подняться с места. Неа, не получается, она заваливается назад. – Я чего-то так устала... – вздыхает она. А я молчу, смотрю, как веки Марины медленно прикрывают бесстыжие глазищи. Жду еще минут пять. Когда в тишине гостиной слышится поверхностное посапывание, подхожу к пьяному телу и без сопротивления беру сумку. Иду с ней в столовую. Извлекаю из недр бабского хлама телефон. Надо же, без пароля, как непредусмотрительно.
Быстро нахожу последний вызов. Номер не записан в телефонной книжке, и я просто забиваю цифры в свой телефон. Ничего, узнать, кому принадлежит телефон того, кому "матушка" сливала инфу, труда не составит...
А если эта блядь, спящая сейчас бухим сном на моем диване, причастна к смерти отца – ей тоже жить останется не долго. В плане – безбедно и сыто.
Закидываю барахло обратно в сумку и возвращаю ее хозяйке. Марина уже развалилась на диване, а платье задралось, обнажив задницу в кружевных стрингах. Бля, и что в ней отец нашел? Может, она в постели огонь? Или сосет как пылесос? Похрен. Я узнавать не собираюсь.
Глава 24
Стася
Привычка просыпаться рано не проходит и в городе. На часах семь утра, а я уже бодра и готова к подвигам. Но решаю поваляться еще часик, просто так, без сна и с ленью.
В квартире, на удивление, тихо. Лишь из комнаты Надежды Ивановны слышится сопение – его я слышу, проходя мимо двери хозяйки квартиры. Миша и Маша, судя по обуви в прихожей, тоже дома и тоже спят. И я тихо, как мышка, направляюсь в ванную. После водных процедур иду на кухню. Закрываю поплотней дверь и наливаю полный чайник. Он кипит довольно шумно. И, видимо, он, чайник, своим шумом будит Надежду Ивановну.