Бес сознания
Шрифт:
А он, нет. Все-таки клинический недоумок.
И ведь я даже вижу, что им движет: желание выпендриться перед подругой, потешить самолюбие, мол, вот так я этих мусоров нагнул. А еще поди и жадность. О да, жадность, это стопудово! Он еще во время перестрелки продемонстрировал свое ненасытное и безрассудное жмотство. Нет, по всей видимости, поговорки в этом мире про жадность и фраера. Значит, будем лечить, значит, будем выбивать клин клином.
Я снова активирую приказ:
«Дай им денег. И дай достаточно, чтобы у них даже мысли не было обидеться».
—
Мордатый бросает на Лизу осмотрительный взгляд, та томно вздыхает, качает головой, и прикрывая дверь, скрывается в квартире.
Вовчик достает две пятисотенные, вкладывает в руку и тянет ее к мордатом как бы для прощания.
— Рад был познакомиться, товарищи. Хорошо, что наш покой и безопасность в ваших руках, — говорит Вова, и получается у него весьма искренне.
Он еще, наверное, и весьма обаятелен, актер бы из него точно вышел неплохой, но увы. И что-то мне подсказывает, что ничего благородного из него уже и не выйдет.
Мордаты радостно щерится, хватает Вовчика за руки и сильно стискивает, а затем внезапно произносит:
— Дача взятки сотруднику правоохранительных органов при исполнении влечет за собой наказание в виде лишения свободы от трех до десяти лет с обнулением всех рейтингов и конфискацией имущества в размере двенадцати зарплат.
Я напрягаюсь.
Вовчик тоже, он даже дышать перестает, а сердце начинает стучать с силой отбойного молотка.
Я начинаю судорожно придумывать, как теперь нам выкручиваться, но мордатый внезапно забирает деньги и отточенным, едва заметным жестом убирает их в карман.
— Удачи, гражданин Чернышевский. Не нарушайте, — едва заметно ухмыляется он.
А после милиционеры преспокойно уходят.
Ну, здесь, бесспорно, один-один. Нормально так мордатый его подколол, у Вовчика чуть сердце не остановилось. И кто ему виноват, сам ведь нарвался?
Вова какое-то время стоит и даже не шевелится, слушает удаляющиеся шаги ментов, видимо приходит в себя, или опасается, что они вернутся.
Из ступора его выводит Лиза, вновь открывшая дверь. И теперь она мне не кажется такой уж красоткой, взгляд у нее злющий-презлющий, а лицо перекошено от гнева.
— Быстро зашел! — злобно шипит она.
Вова послушно плетется внутрь. Дверь закрывается, щелкает замок.
— Дементича и Грача положили, — бурчит грустно Вован, и явно намеревается продолжать рассказывать, как это произошло, но Лиза ему договорить не дает.
Довольно сильным резким движением она прижимает его к стене, упирает ствол в живот, который даже страшно представить откуда она достала, учитывая ее наряд. И ненавистным тоном, чеканя каждое слово, она спрашивает:
— Ты. Зачем. Ко мне. Притащил ментов?
— Эй, Лизок, угомонись, не ерепенься, — осторожно пытается отодвинуть ствол в сторону Вовчик. — Ты ведь у нас была на самый крайний случай. И вот он наступил. Я же сказал, Дементича и Грача убили, я сам чудом ноги унес.
Лиза
— У-у-у-у! Чернышевский! Какой же ты идиот!
Я с ней полностью согласен, здесь просто невозможно не согласиться.
Лиза резко срывается с места, несется куда-то вглубь квартиры. Пока ее нет, про себя успеваю отметить, что обстановка здесь куда лучше, чем в предыдущих жилищах. Здесь все новое и даже прослеживается кое-какой дизайн. А еще я про себя думаю, почему же мне все еще не засчитывают задание? Так-то все пункты уже вроде выполнены.
Лиза возвращается с маленьким, обитым кожей, черным ящиком и настойчиво пихает его Вове:
— Избавься от этого. Я открывала глушитель, чтобы достать твой пэку. Еще не хватало, чтобы у меня засекли персоналку Кости и Грача.
— За пару секунд бы не успели засечь, — словно бы извиняясь, говорит Вован, но ящик берет.
Ага, вот значит, от каких улик мы еще не избавились.
Глава 7
Лиза, отдает ящик, и словно избавившись от тяжкой ноши, моментально сникает, делает пару шагов назад, прижимается спиной к стене и устало сползает на пол.
— Как это случилось? — она подтягивает колени к груди и утыкается в них лицом.
— Это Дементич начал. Ну и Бахча тоже. Ты же знаешь, что у них давно терки.
— Что со стороны Казачинских? — глухо звучит голос Лизы.
— Все зажмурились.
Вова начинает медленно и неуверенно приближаться к ней, присаживается рядом, осторожно убирает кудрявые волосы так, чтобы видеть ее лицо.
— Ты что, плачешь? — спрашивает он как-то удивленно и, наверное, даже обижено. — Из-за Дементича, что ли? Ты же говорила, что не любишь его.
Лиза поднимает на него сердитый полный слез взгляд:
— Чернышевский, ты совсем дебил? Константин Дементьевич меня из такого дерьма вытащил, что тебе даже не снилось! Все, что я имею, это только благодаря ему! Почему я, по-твоему, радоваться должна?! Что вообще теперь со мной будет без него?
— Но у тебя ведь есть я, — говорит Вован таким тоном, что невольно напоминает Карлсона с его фразой: «Малыш, но я ведь лучше собаки». Затем добавляет: — Теперь мы можем не прятаться.
Если бы я мог скривиться, у меня всю бы морду перекосило вкривь и вкось.
Вова же несколько секунд мешкает, затем сгребает Лизу в охапку, притягивает к себе, целует в макушку.
Ой, ну что блин, вашу мать, здесь началось! И ведь даже деться некуда. А тут уже какая-то чертова Санта-Барбара наклёвывается. А я вообще, терпеть не могу всякие мыльные сопли... Или, как там его, сопливое мыло? Один хрен, ненавижу я это все!
— Проваливай, Вова! — резко отодвигает Лиза его от себя. — Чушь свою лохушкам сервускам будешь задвигать. Ты мне ничего не можешь дать. Неужели не понимаешь? Ты шестерка, Вова. Ты оборванец! Ты мне не нужен. Проваливай, говорю!