Бесценные алмазы
Шрифт:
злые люди...
— Ничего с козой не будет. Явится обратно
скоро. Хватит лишних разговоров! Вот придумала
беду! За козой я не пойду.
— Как же так — ты не пойдёшь? Ну, хозяин!
Ну, хорош! Ты совсем сошёл с ума!
— Замолчи! Иди сама! Хоть за тридевять
земель...
— Ну, а ты скорей в постель? И пока брожу
я в поле, ты хоть выспишься тут вволю?
Так они ругались долго, но от брани мало
толку: и козу искать не стали, и от ругани
устали — как тут можно не устать? И легли
лентяи спать.
И, приснилось им в ту ночь, будто кто-то
гонит прочь, за долины, водопады два огромных
козьих стада. Слышен был всю ночь сквозь сон
колокольцев медный звон.
В это время на рассвете волк козу у речки
встретил. И коза под тёмной ёлкой прямо
в пасть попала к волку.
А лентяи сладко спали, и храпели, и вздыхали.
Наконец-то, ровно в полдень, их с постели
голод поднял. Но ни молока, ни каши не нашли
герои наши ни в горшках и ни в кастрюлях.
— Ну так что ж! — они вздохнули. — Да, козу,
конечно, жалко, но пока хотя бы прялка есть
у нас и старый дом — как-нибудь мы проживём!
Так промолвили они.
И опять помчались дни.
Но однажды летним днём вдруг нежданно
грянул гром, замолчали в страхе птицы. Град
пошёл, побил пшеницу. Ветер стёкла в доме
вышиб и совсем разрушил крышу.
И жена сказала мужу:
— Лето, а такая стужа! Ливень хлещет
с потолка,- в доме целая река. Починить бы надо
крышу, муженёк... Ты что, не слышишь?
Но ответил муж: — Да что ты! Дом —
хозяйкина забота. Нужно крышу починить,
черепицу заменить. Ты на крышу полезай-ка,
ведь на то ты и хозяйка!
— Ну и ну! — жена сказала. — У меня ль
работы мало? Кто, скажи, с утра до ночи варит,
моет и хлопочет? Нет ни сна мне ни покоя...
Ах, да что это такое? А теперь ещё жена
и на крышу лезть должна?
Так они ругались долго, но от брани мало
толку. Как друг другу ни перечь — крыша
продолжает течь. Так вода текла, текла, мебель
по полу плыла, от воды чернели стены, гнили
балки постепенно.
Но подкралась незаметно осень с холодом
и ветром. И когда однажды ветер, перепутав всё
на свете, на домишко налетел, как разбойник
засвистел — домик набок накренился и вне-
запно обвалился.
Из-под брёвен и развалин долго-долго
вылезали Лодырь, наш герой несчастный, весь
оборванный и грязный, и угрюмая Лентяйка,
злополучная хозяйка.
На лужайке, сев на пни, пригорюнились они.
И до слёз им стало жалко и раскрашенную прялку,
и козу их бедную, и звоночки медные, и домишко
в два окошка, покосившийся немножко.
Георгий Райчев
Самый красивый птенец
Были времена, когда птицы, как и люди,
посылали своих детей учиться. У них были
свои школы. Там маленьких птенцов обучали
летать, находить себе пищу, вить гнёзда
— всему, что может пригодиться в жизни.
Ласточка и ворона жили по соседству.
Однажды ласточка увидела, что ворона куда-то
собралась.
— Куда спешишь, соседка? — спросила
ласточка.
— Ох, не спрашивай, соседка, — озабоченно
ответила ворона. — Полечу в школу, понесу
завтрак своему воронёнку.
— Погоди немного, — попросила ласточка.
— Я тоже приготовила завтрак. Отнеси его,
будь добра, моему сыну, а то мне недосуг.
Ворона согласилась. Вынесла ласточка
свёрток с едой, отдала ей.
— А как я узнаю твоего птенца? — спросила
ворона.
— О, не беспокойся! — сказала ласточка.
— Ты его сразу узнаешь: он у меня самый
красивый.
Ворона взмахнула крыльями и вскоре пропала
из вида. Прошло довольно много времени.
Видит ласточка: ворона летит обратно. Ласточка
и спрашивает:
— Ну что, соседка, отдала завтрак моему сыну?
— Ох, ласточка-сестричка, право, не знаю,
как тебе и сказать, — озабоченно прокаркала
ворона. — Послушай, как было дело: пришла
я в школу, накормила своего воронёнка
и стала искать твоего сына. Ты ведь сказала,
что он самый красивый. Осмотрела я всех птенцов,
но красивее моего не нашла. Пришлось отдать
ему завтрак, который ты приготовила для
своего сына...
Светослав Минков
Как воронёнок стал певцом
Р одился в лесу воронёнок. Голенький,
слабенький, с тонкой шейкой и выпученными
глазёнками. Родился и сразу заговорил:
— Пи! Пи! — запищал он. — Хочу червячка!
Мать его, старая ворона, выпорхнула из гнезда,
полетала-покружилась и принесла своему
дорогому малютке не одного, а двух червячков.
Прошли три-четыре недели. Воронёнок окреп,
на его крылышках появились перышки. Теперь
он уже мог стоять на лапках, подпрыгивать,
как лягушка, и даже пытался летать.
Смотрела на него старая ворона и нарадо-
ваться не могла.