Шрифт:
ЛЮБЕН ДИЛОВ
БЕСЕДА В ЛУННУЮ НОЧЬ
(К ВОПРОСУ О ДЕЛЬФИНАХ...)
В последнее время часто публикуются научные и научно-популярные статьи о жизни дельфинов, о попытках человека проникнуть в мир этих загадочных существ. В Советском Союзе даже запрещена охота на дельфинов. Теперь я уже не имею права скрывать то, что узнал несколько лет назад. Правда, и сейчас я не знаю, насколько все это достоверно, и поэтому не буду называть имена людей замешанных в этой истории.
Находился я тогда в западном полушарии. Закончив работу, ради которой меня туда послали, я стремился как можно скорее увидеть Тихий океан, искупаться в
Действительно, он оказался великолепным. Но три дня, которые я в нем провел, вряд ли запечатлелись бы в моей памяти с такой силой, если бы мои подкашивающиеся от беготни по музеям ноги не привели меня случайно в актовый зал местного университета. Там проходил конгресс тихоокеанских ихтиологов, и мое журналистское удостоверение позволило мне занять кресло в одном из уютных уголков бельэтажа. Тут я мог даже незаметно вздремнуть. Мне нужно было немного отдохнуть, но в то же время по своей профессиональной привычке я не хотел и упустить ничего интересного, что касалось подводного мира Тихого океана.
Я перелистал программу, которую швейцар дал мне у входа, и сразу выпрямился в кресле. Усталость как рукой сняло. Имя докладчика, как раз поднимавшегося в эту минуту на трибуну, было хорошо мне известно. Это был один из пионеров в области изучения дельфинов, директор крупнейшего в мире океанариума.
Три десятилетия назад он начал эти исследования, пожертвовав всеми своими средствами, и не встретил никакой поддержки. Он построил возле города два маленьких бассейна для своих питомцев, и долгие годы единственным средством существования были для него жалкие гроши посетителей, приходивших посмотреть на трюки нескольких дрессированных дельфинов. Наконец ему удалось пламенными статьями и убедительными научными аргументами вызвать интерес у некоторых научных учреждений к этим странным существам, которые проявляют любовь и интерес к человеку. Теперь профессор Дж. Н. стал признанным авторитетом, и научный мир напряженно ожидал, когда же он найдет способ проникнуть в загадочный мир дельфинов. Поиски проходили в трех направлениях: изучался мозг дельфинов методами сравнительной анатомии, биохимии, биофизики и нейрофизиологии, анализировались способы их общения между собой, делались попытки обучить животных элементам человеческой речи.
Профессор заявил, что не будет говорить о вещах, всем хорошо известных, а лишь сообщит последние результаты своих работ. И все-таки он позволил себе сделать нечто такое, что, видимо, было рецидивом времен, когда ему приходилось демонстрировать различные трюки своих питомцев. Почти жестом фокусника он подал знак своему ассистенту и объявил:
– Но сначала послушаем приветствие наших морских друзей, обращенное к уважаемому конгрессу ихтиологов!
Ассистент включил магнитофон, стоявший на столе рядом с кафедрой, и зал университета наполнился плеском каких-то двигавшихся в воде тел, криками, писком, бульканьем, тявканьем. Потом шум поутих, ясно и четко прозвучало:
– Ттобрый ттень, ттрузья, лютти. Шелаем сторофья и успех-хоф. Ттобрый ттень, ттрузья лютти, шелаем сторофья
– дальше последовала длинная вереница звуков, тихих и ласковых, словно кто-то доброжелательно говорил на непонятном языке.
Это был не человеческий голос, и сотни достойнейших представителей науки, заполнявших громадный зал, окаменели. Профессор Дж. Н. с торжествующей улыбкой произнес в наступившей мертвой тишине:
– Это был дельфин Моро. Приглашаю вас завтра в океанариум, где он лично скажет вам...
И в этот миг в партере кто-то громко прокричал:
– Позор! Это издевательство над существами, которые стоят выше нас. Вы убийца! Прекратите свои преступления, убийца! Убийца, убийца!..
Я так перевесился через балконные перила, что чуть не упал вниз, где царила невероятная суматоха, но все-таки сумел рассмотреть возмутителя спокойствия, который, пытаясь вырваться из рук двух распорядителей, продолжал выкрикивать свое скандальное "убийца!". Но через несколько минут он так же внезапно умолк и покорно позволил вывести себя из зала.
Я бросился вслед за ним - при таких обстоятельствах ни один журналист не усидел бы на месте. Скандалист уже шел по улице, низко опустив голову.
– Извините...
– остановил я его.
Он повернул ко мне продолговатое, измученное лицо, которое все еще подергивалось от пережитого волнения. И я увидел глаза, большие, глубокие, зеленоватые, как воды Тихого океана. Одет он был в сильно поношенную, но опрятную хлопчатобумажную одежду, его можно было бы причислить к раздавленным бедностью жителям большого капиталистического города, если бы вся его фигура отшельника не сохраняла горделивое достоинство. Я назвал себя.
– Не верю журналистам, - безапелляционно заявил он.
– Я имел дело с ними. Некоторые из них все поняли, но не посмели написать об этом, боясь, как бы их не сочли сумасшедшими. Для этого нужны силы. Нужно много сил для такой правды и большая смелость.
Я осторожно объяснил ему, что я не из здешних журналистов, что правда для меня дороже всего и что всегда испытывал симпатию к этим морским существам и так далее. А он пытливо смотрел внутрь меня своими зеленоватыми глазами и после некоторого колебания произнес:
– Ну ладно! Спросите обо мне профессора, и он скажет вам, что я сумасшедший, но если вы хотите серьезно выслушать меня, я приду к вам вечером. В каком отеле вы остановились?
Он пришел вскоре после того, как город запылал радужным пламенем бесчисленнных рекламных огней, и сразу же иронически спросил:
– Ну, что вам сказал профессор Н.?
Он угадал. Не имело смысла скрывать, что у меня состоялся разговор с профессором. Это было довольно продолжительное интервью, в результате которого моя записная книжка заполнилась любопытными научными фактами, и любая газета напечатала бы интервью, сделав его гвоздем номера. Профессор был более чем любезен со мной.
– Он очень сожалеет, что потерял вас как ассистента. Вы были его лучшим сотрудником, - постарался я ответить как можно деликатнее, но, увидев его улыбку, добавил: - Еще он сказал, что внезапно вы заболели какой-то идеей-фикс и однажды ночью в состоянии сильного душевного смятения выпустили в океан всех его дельфинов. Но он не сердится на вас, хотя своим поступком вы серьезно помешали его исследованиям...
– Когда он поймет, что его наука ничего не дает, то совсем перестанет на меня сердиться.