Беседы на Великий пост
Шрифт:
Еще раз напомню, что на литургии Великого Четверга вместо Херувимской песни, а не только в качестве молитвы перед причастием, поется:
«Вечери Твоея Тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими: не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но, яко разбойник, исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».
Снова тема предательства и верности предлагается нам Церковью не просто для того, чтобы мы из вежливости послушали и сразу себя в верные записали. Эта тема предлагается как центральная для событий Тайной Вечери, и для событий всей Страстной недели, и вообще для событий всего мира.
Великая Пятница
Великая Пятница – самый скорбный день в церковном году. Она посвящена воспоминаниям крестных страданий и крестной смерти, распятия Господня. Накануне, в четверг вечером, совершается утреня Великой Пятницы, которая в народе называется «Двенадцать Евангелий» по той причине, что на ней читаются двенадцать фрагментов из Евангелий,
Первое из этих Евангелий содержит в себе прощальные беседы, которые Господь проводил с учениками накануне Своих страданий. С конца тринадцатой по начало восемнадцатой главы Евангелия от Иоанна – самое длинное из читаемых Евангелий. Важнее слов Христовых нет ничего, а тем более тех слов, которые были Им сказаны в преддверии Его страданий и Его Голгофы. Эти слова составляют Его завещание, и поэтому сейчас мы остановимся на некоторых темах этих бесед, хотя и не на всех, конечно, и не с должной глубиной. Я читаю, разумеется, не все Евангелие, а те его стихи, на которые хочу обратить ваше внимание.
Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его. Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам Отца? (Ин. 14, 7–9).
Слова Христовы «видевший Меня, видел Отца» являются глубочайшей тайной христианского откровения и православного богословия. Но особую глубину и парадоксальность этому слову придает то, что Господь говорит это о Себе накануне страданий. Не о Себе, осиянном Божественной славой Преображения, а о Себе, Который явлен даже не в образе раба, но как Тот, который в пророчествах Священного Писания называется Мужем страданий. И в этом облике невинного страдальца, именно в нем, Он предлагает видеть Бога, Отца Небесного.
Это связано со спорами, возникавшими на протяжении истории Церкви: кто страдал на Кресте. По этому поводу существовало мнение, которое казалось настолько же естественным, насколько оно является ошибочным. Раз Бог бесстрастен и категория страдания применительно к Нему является бессмысленной, то, как утверждали сторонники этой точки зрения, на Кресте страдал только человек, только человеческая природа Господа Иисуса Христа. Так говорили люди, которые уже разделяли Халкидонский догмат о том, что во Христе в полноте присутствуют обе природы, Божественная и человеческая. Но такой разговор и такая постановка вопроса возникает, когда мы говорим именно о природах, в то время как тайна Откровения постигается лично.
Напомню вам трудное для произношения, но очень важное слово – воипостазирование. Смысл этого слова, введенного в богословский оборот святым V века Леонтием Византийским, состоит в том, что все человеческое в Боге можно отнести к Его Единой Божественной Личности. И в этом отношении личностно Тот, Кто страдал на Кресте, был Сын Божий, Божественная Личность. Поэтому когда мы говорим, что Бог подвергался страданиям, то, если мы вкладываем в это личностное содержание, что Божественная личность страдала, это и будет богословской правдой. И когда еще в преддверии этих страданий Господь уже как Муж, изведавший скорби, Муж скорбей, как о Нем говорит пророк Исаия, стоит перед Своими учениками, то они видят Бога. Таково радикальное отличие подлинного видения Бога как Мужа страданий, как Искупителя, от тех представлений о Боге как о Всемогущем, Всебогатом и т. д., которые естественно рождаются в недрах языческого человеческого сознания. Это точка, в которой обнаруживается радикальное несоответствие Божественного откровения тому, что дается нам нашим естественным постижением.
Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам. Иуда – не Искариот — говорит Ему: Господи! что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру? Иисус сказал ему в ответ: кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23).
Это великое слово о двух сторонах отношения ко Христу, о которых мы уже говорили и которые реально есть в каждом из нас. Является ли Господь миру? Да, конечно, Он являлся миру в Своей земной жизни и является, когда совершает милость над миром: исцеляет болящих, вникает во все обстоятельства земной жизни людей, обнаруживает то, что Бог благ и Человеколюбец. Говорит о том, что весь закон состоит из первой заповеди о любви к Богу и второй, подобной ей, о любви к ближнему. И вместе с тем в последних наставлениях, когда Христос говорит: Заповедь новую даю вам: да любите друг друга (Ин. 13, 34), – это не совсем та всеобщая любовь, потому что вторая заповедь о любви к ближнему ни в каком смысле новой не является, она дана Богом в Ветхом Завете, и в Новом Завете Господь только раскрывает эту заповедь. Это особое отношение между христианами в некоем интимном смысле этого слова, когда человек не только пользуется милостями от Бога во Христе, но жертвует собой таким образом, чтобы быть членом Христовым. В этих отношениях мир не участвует, они относятся к любви внутри Церкви. Эту любовь, являющуюся уже всецело и полностью тайной Царства Небесного, нельзя разделять, но и нельзя смешивать с той второй заповедью, на выполнении которой Господь настаивает, однако здесь говорит не о ней. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Это заповедь специфически христианская. И потому, что ее дает Христос, и потому, что она обращена, как выражено в Евангелии, к нам , то есть Его ученикам, готовым или выражающим свою готовность идти тем же путем, что Он Сам, до конца. Ученики Христовы этим путем связаны между собою, и их отношения не тождественны отношению Церкви как Тела Христова к миру, где она продолжает дело Самого Иисуса Христа.
Еще один существенный компонент этого евангельского чтения – тема Духа Святаго. Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек; Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (Ин. 14, 16. 26). Вы знаете, конечно, что это обетование исполнилось. Через пятьдесят дней после Воскресения Христова Дух Святой сошел на апостолов, и в этом осуществилась вся цель Божественного действия в мире. Православное Предание отличается от других, в частности, пониманием и осознанием того, что все делание воплотившегося Сына Божия, Слова Божия – в каком-то смысле не самоцель, а средство для того, чтобы в мир пришел Дух, чтобы явилось Царство Божие. В этом смысле акцент римско-католического предания именно христологический, а акцент православного Предания, выражаясь богословским греческим термином, пневматологический. Дух Святой, Его стяжание, общение с Ним, благодать Святого Духа, Царство Святого Духа – та последняя цель, ради которой Бог создал мир.
Следующую тему можно назвать притчей о Церкви. Она содержится в 15-й главе Евангелия от Иоанна:
Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода.
Не буду сейчас продолжать чтение этой притчи о Христе как о лозе и о нас как о ветвях на этой лозе, а о Церкви как о лозе с ветками в целом. Как и всякое слово в Святом Евангелии, это глубокая притча со многими смыслами. Человек на самом деле является веткой довольно многих деревьев: он является веткой своего родового дерева, в процессе жизни он входит в те или иные человеческие отношения и присоединяется к ветвям тех или иных деревьев, взращенных, например, культурой, научной или художественной школой. И совершенно иная, премирная лоза – Христова Церковь. Для того чтобы человек мог стать ветвью этой лозы, он должен быть отсечен от своих естественных деревьев и таким образом претерпеть смерть, а потом он должен быть привит к лозе Христовой через таинство Святого Крещения. Означает ли эта смерть, что человек забывает своих родственников, прекращает заниматься какой-либо культурной деятельностью? В некоторых случаях означает, и поэтому когда мы говорим, что монах умер для мира, это так и бывает. Но в принципе имеется в виду, что когда человек отрывается от этих деревьев, он перестает в них иметь источник существования, а имеет источник существования в Святом Духе, Который пронизывает всю Церковь и через эту виноградную лозу все ее ветки.
Это все, что я хотел сказать по поводу первого из двенадцати Евангелий, которые читаются на утрене Великой Пятницы. Сама утреня Великой Пятницы имеет довольно сложную структуру, а именно: первые Евангелия перемежаются с так называемыми антифонами, один из которых такой:
«Сия глаголет Господь иудеом: людие Мои, что сотворих вам? Или чим вам стужих? Слепцы ваша просветих, прокаженныя очистих, мужа, суща на одре, возставих. Людие Мои, что сотворих вам? И что Ми воздасте? За манну желчь: за воду оцет: за еже любити Мя, ко Кресту Мя пригвоздисте. Ктому не терплю прочее, призову Моя языки, и тии Мя прославят со Отцем и Духом, и Аз им дарую живот вечный».
Можно поверхностно воспринять эти слова таким образом, что люди, распявшие Христа, словно бы позабыли все, что Бог сделал для евреев, когда избрал их, освободил от египетского плена и совершил многие чудеса. На самом деле стрела этого песнопения направлена в самые глубины греховной человеческой природы, которой свойственна тенденция (ее замечательно раскрыл в своих произведениях Ф. М. Достоевский), когда особая, даже бессознательная, злоба и особая ненависть направлены не на того, кто делал зло, а на того, кто сделал добро, и именно за то, что он сделал добро. Психология отмечает, что это имеет место даже в младенчестве. И нужно, конечно, по возможности исследовать эту данную первородным грехом установку и через покаяние стараться от нее избавиться. Только если человек полностью лишен зависти, ненависти к хорошему только за то, что оно – хорошее, можно сказать, что он Христов, и обратно.