Беседы о научной фантастике
Шрифт:
Не только европейское оружие, но и европейскую политику отвергает великан: «все искусство управления он ограничивает самыми тесными рамками и требует для него только здравого смысла, разумности, справедливости, кротости, быстрого решения уголовных и гражданских дел… По его мнению, всякий, кто вместо одного колоса… сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству… большую услугу, чем все политики, взятые вместе».
Конечно, это жизненная программа самого Свифта. Но, подобно тори, глядя не в будущее, а в прошлое, он полагает, что для укрепления земледелия надо не развивать, а «придерживать» науку. «Что касается математики, то она имеет здесь чисто прикладной характер… так что у нас она получила бы невысокую оценку. А относительно
Науке посвящена третья часть книги. Именно она представляет для наших бесед наибольший интерес. Ведь и летающий остров Лапута, и Академия безумных ученых — типичная научная фантастика. Свифт подробно и с цифрами описывает конструкцию летающего острова. Дно из сплошного алмаза толщиной в двести ярдов, поверхность, покатая к центру, чтобы дождевая вода стекала в бассейны, — диаметр такой-то, окружность такая-то. А в толще алмаза магнит, который поднимает, опускает или перемещает остров.
«Допустим, что АВ есть линия, проходящая через государство Бальнибарби, cd — магнит, у которого d — отталкивательный полюс, а с — притягательный, и что остров находится над точкой С. Пусть магнит вставлен в положение cd…, тогда остров будет подталкиваться по направлению к D», — пишет Свифт, старательно и насмешливо соблюдая наукообразие. Конечно, для XX в. магнит как источник движения не слишком убедителен, но что мог назвать Свифт? В его время ни двигателей внутреннего сгорания, ни паровых машин еще не было изобретено.
Да и нелепые идеи академиков — прожектеров вовсе не так безграмотны, как может показаться на первый взгляд. Постройка дома начиная с крыши признана рациональной в наше время. Крышу монтируют на грунте, поднимают домкратами; подстраивают под ней верхний этаж, поднимают домкратами… Все работы ведутся на земле, не требуется небезопасного монтажа на высоте.
и
Логические машины со словами, нанизанными на оси, строились начиная с XII в. Конечно, никаких открытий с их помощью не сделаешь, поскольку правильное словосочетание выпадает редко и неотличимо от бессмыслицы. Предположим, сегодня машина сообщила: вода состоит из водорода и азота, завтра — вода состоит из водорода и кислорода, из азота и креозота, из таллия и туллия, из водорода и недорода, из пустоты и теплоты. Что же верно? Но машины эти готовили почву для создания современных компьютеров. И платья из паутины не такая уж глупость. Нити, сотканные пауком, сродни шелку — нитям шелковичного червя. Ткань из паутины пробовали и до Свифта, и после него. Беда в том, что производительность паука мала, в паутине меньше нити, чем в коконе червя. Свифт отлично знал науку своего времени.
Как мог знать? Да в том же Лондоне с середины XVII в. существовало Королевское общество — Английская академия наук. В ней выступали знаменитый английский ученый Ньютон, Бойль — один из авторов закона Бойля — Мариотта, разносторонний ученый Гук — автор закона, названного его именем. Присылал туда доклады Леаенхук, колумб микроскопии, делал сообщения Галлей, чье имя носит одна из комет. Комета Галлея появлялась в 1682 г., при жизни Свифта, и ожидалась в 1758 г., через 32 года после выхода в свет «Путешествий Гулливера» («ожидается через тридцать один год», — сказано в тексте). Последняя встреча с небесной странницей состоялась в 1986 г. На этот раз к комете почти вплотную приблизились наши космические корабли «Вега» (Венера — Галлея), сфотографировали небесную странницу в профиль и анфас, исследовали химический состав ее газов.
Астрономию Свифт знал превосходно. До сих пор удивление специалистов вызывает следующий отрывок: «Они (лапутские астрономы. — Г. Г.) открыли две маленькие звезды или спутника, обращающихся около Марса, из которых ближайший к Марсу удален от центра этой планеты на расстояние, равное трем ее диаметрам, а более отдаленный находится на расстоянии пяти таких диаметров. Первый совершает свое
Так вот, эти спутники действительно были открыты в 1877 г., через полтора века после выхода в свет «Путешествий Гулливера». Их два, они очень малы; первый находится на расстоянии полутора диаметров от центра планеты, другой удален на три с половиной диаметра. Период обращения их семь часов с минутами и тридцать часов. Именно к этому второму спутнику и направлялся советский аппарат «Фобос».
И как же рисует нам астрономов Свифт? Комичные, нелепые, донельзя рассеянные чудаки, один глаз уставлен в зенит, другой — неведомо куда, беспомощные, неуклюжие. Заняты ненужными рассуждениями, волнуются по пустякам — из-за комет каких-то, боятся, что Солнце погаснет, что Земля сгорит. А что творится рядом, не замечают. На столбы натыкаются, в ямы падают, забывают слушать и говорить, по ушам и губам надо их хлопать.
Почему же с такой насмешкой изобразил Свифт Ньютона и его соратников? Да потому, что он знал не только ученый Лондон, но и Ирландию, голодную, обобранную, нищую полуколонию, сочувствовал обнищавшему народу. Вот и нарисовал мир, где мудрецы витают в облаках, в прямом и переносном смысле, а хозяйство в запустении, дома — разваливаются, поля заброшены, простые люди голодны и оборваны, как в Ирландии. Не будем подробно останавливаться на четвертом путешествии Гулливера. Гулливер приходит к выводу, что все люди — отвратительные порочные существа, любое животное благороднее, разумнее и чище.
С точки зрения Свифта, гуигнгнмы — говорящие лошади — идеал. Каковы же они? Дружелюбны, доброжелательны, спокойно — бесстрастны. Умирая, не горюют, умерших не оплакивают, женятся без любви, только для продолжения рода. У них есть хозяева и есть слуги — работники, причем потомственные, сословие слуг. Фермеры живут независимо, ведя натуральное хозяйство. Раз в четыре года хозяева собираются для решения общих дел — этакая деревенская сходка. Что касается культуры, она не очень высока. Городов нет, нет торговли и мореплавания. Гуигнгнмы занимаются земледелием и скотоводством, умеют строить дома и лепить посуду, но орудия у них каменные, им неведом металл и неведома письменность. Для правильной жизни даже и грамотность счел ненужной писатель Свифт.
Подведем итоги. Что же хотел сказать, что хотел показать автор? Отправившись к лилипутам, он как бы взглянул на человечество в бинокль; увидел мелочную суету тех, кто воображает себя великими, владыками мира.
В королевстве великанов разглядывал человека вплотную, как бы в лупу; увидел грубость и невежество. Ну а что же думают самые умные, самые ученые? Витают в эмпиреях, на каком-то летающем острове, занимаются ненужными абстракциями, знать ничего не хотят о подлинных нуждах народа. Власть имущие пыжатся, простые люди прозябают в грязи, мудрецы эгоистично повернулись к ним спиной. Плохой народ — люди. Лошади и те неизмеримо лучше их.
К горькому выводу пришел писатель, не видящий будущего, критикующий мир с позиций уходящего прошлого… идеализированного, добавим мы.
Итак, изображая лилипутов, великанов, лапутян и говорящих лошадей. Свифт имеет в виду людей. Фантастика — обрамление, условность, литературный прием. Зачем же понадобилось невероятное в романе, изображающем человека?
Беседа вторая ЗАЧЕМ ЖЕ НЕВЕРОЯТНОЕ?
Свифт — не единственный писатель, который вводил в свои произведения фантастические образы. Вспомним лермонтовского Демона, пушкинскую Русалку, в повести Гоголя — Нос, превратившийся в самостоятельного человека; в произведении Бальзака волшебная шагреневая кожа укорачивает жизнь героя при исполнении его любых желаний, в «Фаусте» Гёте Мефистофель (западноевропейский вариант черта) возвращает молодость.