Беседы о журналистике
Шрифт:
Потому-то, испытав во всех отношениях "лихорадку хазетных буден", и мог поэт с полным правом сказать:
Если встретите человека белее мела,
худющего,
худей, чем газетный лист,
умозаключайте смело:
или редактор
или журналист.
Гипербола? Преувеличение? Несомненно. И все же это гораздо точнее, чем мнение, которое репортер "Известий" В. Захарько услышал в пригородной электричке:
– Можно посмотреть?
– спросил сосед по вагону, увидев у меня пачку газет.
Я отдал ему всю пачку, а сам отвернулся к окну.
Глядя на залитый солнцем
Чувство это похоже на зависть к людям, у которых работа "от" и "до", кто в конце недели может спокойненько на двое суток отправиться за город, кому не приходится расставаться с дефицитным билетом на новый спектакль, отказываться от назначенных встреч с друзьями, прерывать чтение на самой интересной странице, потому что им не надо в этот вечер куда-то мчаться, кого-то срочно разыскивать, а потом сидеть всю ночь за столом и утром обязательно везти в редакцию материал, без которого газета не может выйти. Только не дай бог, чтобы чувство это поселялось в тебе часто и надолго.
Но сейчас я завидовал разговорчивому соседу, успевшему сообщить, что он инженер-металлург, что вчера, в субботу, работал, зато впереди у него два выходных.
– Вот кому можно позавидовать - журналистам!
– вдруг произнес инженер-металлург.
– Верно ведь, не скучная профессия?
– обратился он ко мне и, не дождавшись моего ответа, начал говорить о нашей профессии с той компетентностью, которую многим дан фильм "Журналист": - Сегодня корреспондент на заводе, завтра - в институте, послезавтра - за кулисами театра, потом он встречается с художником, дипломатом, маршалом. Командировки в любой район страны, в горячие точки планеты: Африку, Вьетнам, Женеву, Нью-Йорк!
Но опустим заграницу. Вот, пожалуйста, "Ленинградская правда" напечатала сегодня репортаж с вертолета, летевшего над городом. Это же впечатление на всю жизнь.
Как тут не позавидовать!"
Да, журналистика - завидная профессия. Но вряд ли правильно видеть в ней только легкие, приятные стороны: интересные встречи и яркие впечатления. Нельзя забывать о сложных, трудных проблемах, стоящих перед работниками печати, об их ежедневной и ежечасной ответственности перед обществом.
– Журналисты говорят: "Газета - это история мира за одни сутки". Не слишком ли самонадеянно?
– Нет. Думаю, афоризм точен. Он просто не всеобъемлющ, как и любой афоризм. На газетных полосах история текущего дня, написанная современниками тотчас по следам событий.
– Но событий безграничное множество. За какими из них пуститься вдогонку?
Совершенно очевидно, что журналист не может полностью "продублировать жизнь", перенести на газетный лист абсолютно все, что захочет. Он обязательно ищет главное. А вот что в его глазах окажется Главным?
В 1932 году в Германии, в накаленной атмосфере противостояния сил прогресса наглеющему фашизму, отважная коммунистка Клара Цеткин получила право открыть заседание рейхстага. Она получила эту возможность на основе конституционной нормы: открытие заседаний - привилегия старейшего депутата. Буржуазные политики не дерзнули на этот раз официально нарушить норму даже под
Часть газет описывала, как выглядела коммунистическая делегатка, как несли ее на носилках к председательскому месту. В других отчетах краски сгущались меньше: изображалось лишь, как доверенные лица под руки подвели старейшину рейхстага к месту выступления. Третья группа репортеров описывала не столько облик Клары Цеткин, сколько сопровождавших ее людей и т. д. Через обилие разнообразных бытовых деталей смаковала буржуазная журналистика эпизод политической жизни Германии. Смаковала, но не раскрывала его существа, не передавала главного.
Живописание второстепенных деталей как раз и заменяло передачу истинного смысла события. Оно как будто было отражено, казалось бы, даже в подробностях. В действительности же было искажено подавляющим большинством буржуазных газет, не передавших главного: содержания речи, произнесенной на открытии рейхстага.
Истинный смысл происшедшего запечатлел для своих читателей советский журналист М. Кольцов. Вот строки его репортажа "Клара открывает рейхстаг".
"Целую неделю ее травили газеты всех без исключения буржуазных партий и направлений. Ей угрожали нарушением неприкосновенности, полицейскими репрессиями, арестом, даже избиением и убийством. Но старая большевичка не испугалась. Собрав остаток своих сил, она прибыла сюда и отсюда, с этого высокого места, возвышает свой голос перед лицом врагов и говорит им боевые слова, слова, призывающие рабочие массы к борьбе против капитализма и его лакеев".
Материал передал читателю главное: классовое, политическое содержание события.
В репортаже М. Кольцова тоже немало места отведено деталям, изображению обстановки. Однако этот отбор подчинен не бесстрастному описательству, а противостоянию классовых сил Германии.
"Вся правая треть депутатских мест заполнена сплошной массой коричневых рубашек. Вся гитлеровская фракция явилась одетой в военную форму штурмовых отрядов... Центр и социал-демократическая фракция пугливо жмутся в своих пиджаках, оттесненные гитлеровской ротой. Это они открыли двери фашизму в этот зал. Открыли, а теперь вынуждены уплотняться на своей уменьшенной площади... Клара призывает к единому антифашистскому фронту. Она поворачивается лицом к застывшей, безмолвной коричневой гитлеровской сотне, и взгляды двух партий, двух классов, двух вражеских лагерей встречаются".
Но, быть может, эпизод с Кларой Цеткин случайность? К тому же произошел он давно - "фильтры" отбора у буржуазных газетчиков могли с тех пор измениться.
Не изменились.
В начале 1977 года весь мир облетела весть о созыве Европейского суда защиты прав человека в Страсбурге.
На закрытых и открытых заседаниях суд рассматривал жалобу правительства Ирландской республики, обвинившего британские власти в широком применении пыток на допросах арестованных в Ольстере. Перед собравшимися прошли страшные свидетельства истязания людей, документы поразительной разоблачающей силы.