Беседы с ангелом по имени Билл
Шрифт:
– И что ты предлагаешь?
– Так это ведь очевидно: если ты уважаешь ребенка как посланника иного мира, относись к нему с должным уважением и даже пиететом. Пытайся присмотреться к нему, понять его, почувствовать его. Обращай особое внимание на его реакции и не спеши вешать на них ярлыки «правильно» и «неправильно»: всё может быть как раз наоборот.
Билл на мгновение умолк, и на его круглом лице появилось выражение умиротворения.
– Но самое главное – осторожней обращайтесь с душой ребенка, ведь она чиста, прекрасна и ранима.
– Понятно, но почему ты называешь это самым главным?
– А потому, что эта чистота несет великую возможность. Если ее сохранить, вырастет принципиально
– Ты хочешь сказать…
– Именно! Я хочу сказать, что каждое поколение получает возможность радикального улучшения цивилизации, и эта возможность называется «дети».
– Вау… Я об этом как-то не думал.
– Ты не одинок.
Билл помолчал, давая мне возможность проникнуться сказанным. Я действительно был поражен: дети, эти несмышленыши, во всём зависящие от нас, взрослых, эти маленькие человеки, оказывается, представляют собой настоящее чудо, ибо способны в кратчайший срок уничтожить зло, если только им не мешать!
– Вот-вот – не мешать, тут ты прав. А происходит нечто прямо противоположное – сначала в семье, а затем и в школе.
– А что, по-твоему, нужно изменить в системе образования?
– Всё! И начать с установок: не препятствовать, а помогать; не насильно, а по желанию; не устранять, а выявлять.
– А конкретнее?
– Пожалуйста. Не мешать быть самим собой, а помогать сохранить свою самобытность. Каждый ребенок уникален, и к каждому нужен свой подход.
– Но ведь это невозможно!
– Ошибаешься: нужно только захотеть. Это вовсе не означает, что к каждому приставят отдельного наставника. Но сами учебные программы должны быть индивидуальными.
– Ладно. А дальше?
– Не навязывать всё подряд, а смотреть, что ближе к интеллекту, темпераменту, природным способностям, устремлениям.
– Ну-у, так все пойдут кто в лес, кто по дрова.
– Так пусть одни будут выращивать, а другие – рубить. Каждому свое.
– Ну, предположим. А последнее?
– Последнее связано с методом: можно учить «не делать чего-то», а можно учить «делать что-то». В первом случае запрещаешь, во втором – предлагаешь. В одном случае отталкиваешь, в другом – притягиваешь. Да и сама методология должна в корне измениться: давать не готовые знания, а методы для получения знаний. А что именно нужно будет тому или иному пришельцу, он решит сам.
Ангел взглянул на меня, как бы желая убедиться, что я всё понял.
– И последнее – самое главное.
– Самое главное уже было.
– Значит, самое-самое главное: нужно поменяться с ребенком местами.
– В прямом смысле?
Билл зашелся беззвучным смехом.
– Конечно, в переносном. Нужно, чтобы в первую очередь дети учили нас, и только затем мы – их. От них мы сможем научиться куда большему, чем они – от нас.
– Даже от младенцев?
– Конечно! За ними можно наблюдать, их можно учиться понимать. А дальше – больше. Кстати, тут важно помнить, что периоды жизни ребенка отличаются от ваших представлений.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что в действительности существует не некое абстрактное «детство», а более подробное и истинное деление на периоды, в каждом из которых есть свое детство, отрочество, юность, молодость, зрелость, пожилой возраст и старость.
Я опять задумался, пытаясь перечислить про себя все возможные 49 периодов, однако сбился, не дойдя и до середины.
– Да это и не важно, – услышал я ангела. – Дело не в названиях и не в классификации. Дело, как всегда, в понимании. Надеюсь, сегодня ты опять кое-что понял.
Наверное, я как-то забавно выглядел, потому что, взглянув на меня, Билл весело засмеялся и, ничего не говоря, зашагал прочь. Глядя ему вслед я видел, как подрагивают полы его шляпы.Прямо и налево
Глава десятая, открывающая новые горизонты.
– Ну, ты и ковылять! Старикашка какой-то, а не юноша в расцвете сил. Когда же, думаю, он, наконец, дотащится? – прокричал Билл, возникший в дальнем конце аллеи.
Ждать очередной встречи пришлось долго. Весна окончательно сменилась летом, которое сразу же удивило редкой для наших широт жарой. Даже вечером было еще очень тепло, а долгожданный ветерок так и не появился.
– Явился, не запылился, – попробовал ответить в тон я.
– Запылишься тут, – насупился Билл. – Гоняют нашего брата в три шеи, всё им мало. А у меня задание! – при этом ангел поднял вверх палец и погрозил кому-то в пространство. Я понял, что мои шутки сегодня не в почете и решил ждать развития событий.
– Чего это ты гуляешь всё время по одному и тому же маршруту? – продолжал ворчать Билл. – Туда-сюда, туда-сюда, из года в год. Ошалеть можно!
– Так ведь тут ничего и нет, кроме одной-единственной аллеи, – как можно более мирным тоном ответил я. – От нужды, так сказать, и гуляем по ней.
– От нужды в кустик ходят, – назидательно изрек Билл.
– Не от нужды, а по нужде.
– Ишь ты, образованный.
Я решил умолкнуть. Ангел был явно не в своей тарелке, и я просто не знал, как поправить ему настроение.
– Настроение… – отозвался Билл. – Ну, не в духе я сегодня. И с нами такое бывает, не всё вам одним хандрить.
– Пожалуйста, пожалуйста, – поспешил заверить его я. – Хандри себе на здоровье.
Билл хмыкнул:
– Да, утешитель из тебя аховый. Ну, как можно хандрить на здоровье?
– Это я просто так, схохмить попытался.
– Шуточки у тебя, боцман.
Тут я не выдержал и расхохотался.
– А это ты откуда подцепил?
– Услышал от одного из наших. Только что вернулся с задания, знает много смешного.
– А ты в курсе, откуда это?
– Нет еще – он не успел объяснить. А ты что, тоже знаешь про боцмана? – оживился ангел.
Я оказался в щекотливом положении.
– Слушай, давай как-нибудь в другой раз.
Однако мое замешательство было истолковано неверно, что и помогло мне выйти из положения:
– Я так и знал: ничего ты про боцмана не знаешь. Вернусь – сам спрошу. Давай лучше про изменение маршрута.
– Так где же тут еще ходить?
– А ты не пробовал свернуть в конце аллеи?
– Так там же ничего нет. Не по кустарнику же ползать.
– Ты что, проверял?
К этому моменту мы уже дошли до самого конца и стояли перед огромной зеленой стеной кустов, намертво сросшихся с каким-то чертополохом.
– Ну, и куда прикажешь? – спросил я.
– Вот сюда, – Билл ткнул рукой куда-то налево. – Смелей!
Я раздвинул руками кусты, зажмурившись, чтобы жесткие ветки не поцарапали лицо, и…
И застыл в полном оторопении. Прямо за зеленой стеной, оказавшейся очень тонкой, открывался большой сквер: в легком тумане я видел расходившиеся в разные стороны аккуратные аллеи и красивые газоны со свежими следами газонокосилки. Некоторые аллеи упирались в роскошные клумбы, от которых отходили очередные дорожки.
– Твоих рук дело?
Билл хмыкнул:
– Я этим не занимаюсь.
– Но ведь здесь же ничего не было! Сколько лет уже здесь гуляю…
– Пять.
– Да?.. Может быть, не считал. Но ничего подобного здесь никогда не было.
– Может, когда-то и не было, а теперь есть, – загадочно произнес Билл. – Какой же ты все-таки ненаблюдательный. Ходит, ходит, глядит прямо перед своим носом. Так можно вообще ничего не увидеть.
Несмотря на это занудливое ворчание, я чувствовал, что настроение у ангела улучшается. Видимо, моя растерянность дала ему некоторую моральную компенсацию, и по всему было видно, что Билл восстанавливает свое привычное, добродушно-ироничное расположение духа.